Телефон завалился между диванными подушками. Я старался обдумывать каждый шаг: любая ошибка могла обойтись мне слишком дорого. Первым делом достал «ругер», проверил затвор и сунул оружие в карман.
Потом надежно запер входную дверь и отправился на Гребень Ящера.
Я шел той же дорогой, пытаясь вспомнить номер фургона. В голове сохранились лишь первые три цифры — 305, остальные выветрились бесследно. Я никогда не мог похвастаться хорошей памятью на числа; зрительное восприятие у меня развито не в пример лучше, так что я постарался представить фургон на заброшенной дороге. Образ возник перед глазами, будто картинка на экране телевизора, и тут же растаял, как сон, который забывается после пробуждения. Должен сказать, это было мерзкое ощущение.
Никакого фургона на заброшенной дороге не было.
Я попытался сосредоточиться на деталях: два стакана на подносе — один со следом помады, — дверь, которая так неожиданно легко открылась… Пощупал плечо — и ничего не почувствовал.
На подходе к дому меня ослепили фары. Я схватился за пистолет, но вовремя узнал «мерседес» Марка. Брат вышел из машины, и мы оказались лицом к лицу. Я каким-то мистическим образом догадывался, что он обо мне думает, и не мог его за это винить.
Подойдя, Марк осторожно взял у меня из рук пистолет.
— Пойдем в дом, — позвал он, приобняв меня за плечи.
Марк был старше на пять лет и всегда меня опекал, особенно после смерти родителей. Я любил его всем сердцем, и, сказать по правде, не будь у него ужасной привычки вмешиваться в мою жизнь, не знаю, что бы со мной стало. Пока брат занимался в университете, открывал фармацевтическую лабораторию «Медитек» и строил семейное гнездышко с Дарлой, я успел бросить учебу и завести роковой роман с алкоголем, продлившийся более семи лет. И хотя я держался без выпивки уже одиннадцать месяцев, прекрасно понимал, что ремиссия может прерваться в любой момент. Все это время Марк был рядом.
— Что у тебя с губой?
Я потрогал ее кончиком пальца. Справа губа немного распухла.
— Ерунда, споткнулся, зацепился за ветку.
Марк кивнул. Его снисходительный взгляд был мне хорошо знаком — этот взгляд нередко доводил меня до белого каления. Брат бережно положил «ругер» на стол. Разбитый торшер он, конечно, заметил, но ничего не сказал.
— Давай-ка успокоимся, Джонни. Нам надо поговорить.
Только тут я заметил, что Марк одет по-домашнему, в толстовку и потертые джинсы. Ну конечно, тихим субботним вечером они с Дарлой сидели перед своим шестидесятидюймовым телевизором и смотрели какую-нибудь ерунду по «Нетфликсу». И вот пожалуйста: изволь все бросить и мчаться спасать Джонни.