— Поэтому я говорю про свой уход. Окончательный.
— Ты думаешь, Марии от этого будет легче?
— Наверное нет, только это произойдет быстро и, значит, менее травматично. А если иначе, то долго и очень затратно. Она настроена потратить любые деньги, чтобы вытащить меня.
— Значит, потратит, — согласился Михаил. — Если Мария что-то решила, ее с пути не свернешь.
— В результате я буду умирать долго, трудно, буду ходить под себя, умолять о спасении, потеряю человеческий облик. Я видел все это. Видел в хосписе. Это страшно. Это невозможно. Это мучительно. Даже не для тех, кто умирает, они уже мало что понимают, для тех, кто находится рядом. Я не хочу так! Лучше разом… И Марии лучше. Проще выплакаться раз, чем рыдать неделями, не в силах ничем помочь.
Михаил кивнул.
— Помнишь, ты рассказывал про друга, который сам себя?.. Ножом. Не хотел быть обузой всем остальным.
— Сашка? Да, рассказывал.
— Так вот, я тоже не хочу быть обузой. Я хочу уйти без мук и стенаний, и хочу увести за собой погоню.
— Я не знаю, что тебе сказать. Тут не может быть советчиков. Такие решения каждый принимает сам. Лично. Разложил ты все правильно, а какой вывод сделать — решать тебе. Извини…
— Считай, что решил. Не теперь, раньше. Я долго думал. Мне нужно было лишь убедиться. Еще вопрос. Точнее, просьба.
— Слушаю.
— Ты мне поможешь?
— Чем? Чем я тебе могу помочь?
— Мне нужно найти оружие. Любое. Я не хочу болтаться в петле. И не хочу травиться снотворным, как истеричная гимназистка. Я хочу уйти достойно, по-мужски. Как Сашка. Как… Хемингуэй.
— Хемингуэй застрелился из ружья.
— Да. Я читал про него. Он выбрал красивую смерть.
— Он покончил с собой, когда понял что перестал быть мачо и писать, так, как раньше. Он решил обыграть старость, избежать немощи, — сказал Михаил.
— Я хочу так же. Ты можешь достать мне ружье?
— Наверное. Ружье не автомат… Но ты должен понимать все последствия.
— Я понимаю. И беру на себя всю ответственность. Но я боюсь… Не смерти — нет. Боюсь не справиться. Ты должен помочь мне. Я не знаю, как это делать… правильно. Не хочу остаться до конца жизни калекой, если в чем-то ошибусь. Надо уходить, как ушла жена Вениамина, сохранив о себе самые лучшие воспоминания. Ушла, пока не утратила человеческий облик.
— Я в курсе.
— И еще, я хочу, чтобы кто-то был со мной до самого конца. Как ты с Сашкой. Это страшно, уходить одному… Видишь, я ничего не скрываю и не строю из себя героя. Уйти туда — не просто.
— Я понимаю тебя. На миру и смерть красна. Я и сам, когда однажды встретился со смертью с глазу на глаз, думал, дам слабину. А толпой — хоть сейчас грудью на пулеметы!