— Остановитесь! Замрите вот так… Прекрасно! Вам говорили, что у вас профиль древнеегипетской царицы?
— Неужели?!
Испуганная медсестра смотрела на косматого, похожего на водяного Вениамина, который напирал на нее своими дородными формами.
— Царица! Ей-богу царица! И это не комплимент, это констатация факта. Вы Нефертити, это я вам как художник и ценитель женской красоты говорю. Вы должны мне позировать! Голой! Не отказывайтесь. Вы обязаны внести свою лепту в мировую сокровищницу искусств! Вместе мы изваяем шедевр, который войдет в анналы…
— Отстаньте от меня! Я замужем, — испуганно шептала медсестра, отбиваясь от Вениамина.
— При чем здесь это? Какой-то муж… Как это провинциально, как скучно… Муж… И это когда я влеку вас в храм искусств!
— А может, у нее муж Аменхотеп, коли она Нефертити? — хмыкнул Анатолий. — Может, его тоже надо в храм искусств?
— Он у меня слесарь, — сказала медсестра.
— Царица, не слушайте этих профанов! — возмутился Вениамин. — Они не способны ценить истинную красоту. Они погрязли в мещанстве и пошлости. А вы… Вы сошли с небес, подобно богине, дабы я мог изваять вас в мраморе и граните, увековечив для потомков.
Сестра растерянно оглядывалась, ища поддержки.
— Веня, отстань от девушки, — укоризненно сказала Мила. — Не пугай средний медицинский персонал. А вы, милочка, идите к себе, работайте. Не видите, у художника приступ творческого экстаза?
Медсестра попятилась к двери.
— Вы уходите? Как это невыносимо печально. Но я буду ждать вас, царица! — Вениамин картинно склонил голову и поцеловал руку сестры, слегка поморщившись, потому что та пахла карболкой.
Медсестра выскользнула в дверь.
Вениамин встал, сложив руки на груди, изобразив муки оскорбленного достоинства.
— Веня, только не надо страдать, ты еще успеешь…
— Такси! — громко сказала, почти крикнула Мария. И бросилась вон из палаты.
Анатолий и Сергей Михайлович шагнули к окну. Да, действительно, желтое с шашечками такси встало у главного входа.
Открылась дверца. Из машины вышла пожилая женщина, остановилась, растерянно оглядываясь по сторонам. Кажется, она не понимала, куда и зачем ее привезли. Но стояла так недолго. Из дверей больницы выскочила, подбежала к матери, ломая каблуки, Мария. Налетела, обхватила, стала тискать и целовать.
Рядом прыгала, не зная, как выразить свои чувства, Мила.
Три женщины крутились, обнимались, что-то сквозь слезы говорили друг другу, привлекая к себе интерес прохожих, но не обращая ни на кого внимания.
Обалдевший от такой сцены таксист собрался уезжать, но не уехал, потому что перед бампером возник непонятно откуда взявшийся Михаил. Он махнул водителю рукой, подошел, что-то ему сунул в руку и стал оживленно переговариваться через опущенное стекло.