И, кстати, римляне на поле боя так жалостливо орут на разные голоса: «misericordiae!», «misericordiae!», «misericordiae!». Это, как я понимаю, нашкодившие представители древней цивилизации требуют, чтобы к ним отнеслись со всей возможной гуманностью. Будет им гуманность и милосердие… а также кол в голую задницу и прочие достижения цивилизации, – за отца Бонифация мы им такое устроим, что им после смерти даже ад покажется настоящим раем. Это я им обещаю!
Тот же день и час. Там же, на смертном поле боя, за ручьем Дальний.
Сергей Петрович Грубин, духовный лидер, вождь и учитель племени Огня.
Когда отец Бонифаций упал, сраженный метательным копьем, у меня тут же пропало всяческое миролюбие, и огонь я открыл лишь секундой позже, чем Андрей. Стоило приподнять спусковой крючок, как пулемет загрохотал; из вскрытого цинка, установленного на специальной подставке, в приемник полезла ощетинившаяся зубами патронов матерчатая лента, а над надульником забилось яростное ярко-оранжевое пламя. Очередь стеганула по сплошной стене надвигающихся щитов, и легионеры стали падать. Зря они выставляли перед собой свои щиты – с тем же успехом они могли бы прикрываться газетками или фиговыми листами. Неудивительно, что при таком одномоментном истреблении задора у них хватило ненадолго. Не успела у меня закончиться первая лента, как они уже бежали обратно, причем с тем же энтузиазмом. А стоило Гугу и Виктору Леграну обозначить окружение короткими очередями из ручников поверх голов, как эта кодла принялась швырять оружие на землю и сдаваться. Все было кончено, горячая фаза боя не продлилась и трех минут… Как-то резко наступила тишина, прерываемая только стонами раненных.
Первыми к отцу Бонифацию, поскуливая, кинулись его волчата-послушники. Они, мокрые и дрожащие, склонились, над лежащим телом и тут же наперебой заголосили все сразу.
– Жив, жив! – переполненные счастьем, кричали они. – Скорее все сюда, наш отец и наставник жив! Зовите на помощь Марин Витальевна, зовите Люся, зовите лекарь Ли!
Поднявшись на ноги и подхватив «мосинку», я двинулся к броду, куда появившиеся из-за домов неандерталки уже тащили снятые перед приходом римлян временные мостки. Ведь нет же никакой необходимости влезать в воду до середины бедра, как это сделал отец Бонифаций в попытке уговорить римских солдат жить мирно. Мне, например, с самого начала было очевидно, что такие уговоры могут иметь смысл только после хорошей трепки, когда голые трупы налетчиков сотнями кидают в реку на предмет подкормки местной популяции раков. Вот как раз сейчас его проповедь имела бы полный успех. Пулеметы в упор – это мощное средство убеждения заблудших душ. Ну ладно – что сделано, то сделано. Видимо, совесть не позволяла отцу Бонифацию поступить по-иному, а у того, кто приказал своим солдатам кидаться копьями в говорящего о мире безоружного человека, совести нет по определению.