Вот и на этот раз настроения в марширующих навстречу гибели манипулах были самыми залихватскими. Ведь враг был слаб и малочислен, и впереди солдат не ждало ничего, кроме убийств, грабежа и безудержного насилия. В этом Секст Лукреций Карр уверовал сам и уверил солдат. Но что же вышло на деле? А на деле неожиданно выяснилось, что враг страшен и опасен, как голодный нильский крокодил, залегший в зарослях тростника. Мы сами влезли в его пасть и сами дали сигнал к своему истреблению, забросав пилумами местного жреца, заговорившего с нами о мире. Видимо, их религия не позволяет первыми нападать на незнакомцев, и мы сами дали повод к тому, чтобы они обрушили на нас всю мощь своего оружия.
Засада, не в пример тому, как это делают галлы и прочие варвары, была организована по всем правилам, причем силами, которые раз в десять уступали нам численно, но превосходили искусством истребления врага на поле боя. Стрелы их оружия, по принципу действия аналогичного греческому полиболу>[34], а по силе выстрела равного римским однозарядным скорпионам>[35], навылет пробивали наши щиты, доспехи и человеческие тела, отчего пораженные легионеры валились наземь целыми рядами. На всю жизнь я запомнил ужасный грохот вражеского оружия, посылавшего нам в лицо сотни стрел, противный посвист пролетающей мимо смерти, глухие удары болтов о щиты, треск расщепляемого дерева, вскрики и стоны раненых, которых не смогли защитить римские доспехи. Первые шеренги, по команде Секста Лукреция Карра бросившиеся вперед, полегли в полном составе, и вместе с ними погиб прохвост и карьерист Прокл Корнелий Фавст – в его тело вонзилось сразу несколько дротиков. А ведь он так старался выделиться и доказать, что сын отпущенника, милостью великого Суллы причисленного к римским гражданам, ничуть не хуже коренных римлян. Именно он метнул тот дротик, который поразил жреца, и именно на него первого обрушивалась ярость возмездия.
Я не могу утверждать, что остальные солдаты, выполняя дурацкий и преступный приказ трибуна, промахивались намеренно… но все же при жизни это были простые сельские парни, почитающие пожилых людей и тем более жрецов. Если бы этот жрец пытался заговорить с нами на одном из варварских наречий или его слова были бы словами ненависти и проклятия – тогда все, что произошло далее, было бы правильно и логично. Но нет – он заговорил с нами на латыни, о мире и дружбе, и именно за это Секст Лукреций Карр приказал его убить. Как и многие облеченные властью, лично никогда не стоявшие в первой линии легионов, он считал, что мира может просить только слабая, побежденная сторона. Увы, это опасное заблуждение. Я, отлично зная, чем пахнет и своя и чужая кровь, тоже не рвался бы в драку ради самой драки, – по крайней мере, пока не будут ясны последствия того или иного решения.