Отчего так несправедливо устроен мир? Отчего нельзя отдать свою жизнь тому, кому она нужнее? Просто-напросто отдать предназначенное судьбой время?..
Подошел Ивар Кундри, хмурый, без обычной своей задорности, и я была благодарна ему за это. И я спросила так, как будто мы уже говорили об этом:
— Вы не знаете, Ивар, в какой стороне Пустошь?
— Пустошь? — он оглянулся. — По-моему, там. На востоке.
— Жаль, что мы там не побываем.
— А вы разве раньше не были?
— Я впервые в Двуречье.
— Да? — удивился он. — Вот уж не сказал бы. Вы ведете себя здесь по-хозяйски.
— Вы имеете в виду вот это? — я вынула из сумки браслет.
— И это тоже. Чей он все-таки? Ведь не ваш же.
— Нет, не мой. Он принадлежал девушке, которую пятьсот лет назад убивали на Пустоши… — горло сжало, и я ничего больше не смогла сказать.
Кундри стоял молча, потирая лоб ладонью. Лицом к востоку.
— Я был на Пустоши, — сказал он наконец. — Там стоит обелиск — знаете, во время Последней войны там казнили заложников… Там растут мята и белокаменник.
— А черный вереск? — вырвалось у меня.
— Черного вереска нет.
Снизу донесся пронзительный гудок.
— Нам сигналят.
— Идите, Ивар. Я скоро.
Он кивнул и ушел. А я смотрела на восток, пытаясь угадать за линией трав измененный лик Пустоши.
Что мне делать сейчас? Что делать мне — опоздавшей навсегда?
Можно оставить все это. Отдать музею браслет и пергамент, вернуться в Институт, работать исступленно, чтобы позабыть обо всем…
Можно пойти к ученым. Доказать им — любой ценой доказать! — что я права. Расставить все по местам. Воздать каждому по справедливости. А что им эта поздняя справедливость?
А еще можно писать. Написать повесть-сказку о конной нежити, о любви и сражениях, и непременно сделать хороший конец. Хотя бы в книге. Может, и издадут…
Три выхода. Кто подскажет мне, который из них правильный? Что выбрать мне? Первый, второй, третий? Или четвертый?
Мост. Мост через Кену на Северном тракте. Мост, соединяющий берега и времена. Мост, который может вывести куда угодно. И на предрассветную Пустошь, к обломку стены из белого камня…
Не может быть, чтобы его уничтожили безвозвратно. Его нельзя сжечь. Он должен существовать — Мост. И, может быть, удастся… Может быть, на этот раз я успею…
* * *
Пустошь тянулась до края земли. Обломок стены возвышался посреди нее. Неизвестно, кто и почему возводил стену и почему на полдороге забросил работу. Ничто не росло на Пустоши, кроме черного жесткого вереска, стелившегося у самой земли, рыхлой, ноздреватой, точно присыпанной пеплом. Среди вереска белели под стеной обломки плинфы — плоского обожженного кирпича, и сама стена была иссечена временем, будто покрыта шрамами.