Стрелки (Ракитина, Кухта) - страница 60

Отчего так несправедливо устроен мир? Отчего нельзя отдать свою жизнь тому, кому она нужнее? Просто-напросто отдать предназначенное судьбой время?..

Подошел Ивар Кундри, хмурый, без обычной своей задорности, и я была благодарна ему за это. И я спросила так, как будто мы уже говорили об этом:

— Вы не знаете, Ивар, в какой стороне Пустошь?

— Пустошь? — он оглянулся. — По-моему, там. На востоке.

— Жаль, что мы там не побываем.

— А вы разве раньше не были?

— Я впервые в Двуречье.

— Да? — удивился он. — Вот уж не сказал бы. Вы ведете себя здесь по-хозяйски.

— Вы имеете в виду вот это? — я вынула из сумки браслет.

— И это тоже. Чей он все-таки? Ведь не ваш же.

— Нет, не мой. Он принадлежал девушке, которую пятьсот лет назад убивали на Пустоши… — горло сжало, и я ничего больше не смогла сказать.

Кундри стоял молча, потирая лоб ладонью. Лицом к востоку.

— Я был на Пустоши, — сказал он наконец. — Там стоит обелиск — знаете, во время Последней войны там казнили заложников… Там растут мята и белокаменник.

— А черный вереск? — вырвалось у меня.

— Черного вереска нет.

Снизу донесся пронзительный гудок.

— Нам сигналят.

— Идите, Ивар. Я скоро.

Он кивнул и ушел. А я смотрела на восток, пытаясь угадать за линией трав измененный лик Пустоши.


Что мне делать сейчас? Что делать мне — опоздавшей навсегда?

Можно оставить все это. Отдать музею браслет и пергамент, вернуться в Институт, работать исступленно, чтобы позабыть обо всем…

Можно пойти к ученым. Доказать им — любой ценой доказать! — что я права. Расставить все по местам. Воздать каждому по справедливости. А что им эта поздняя справедливость?

А еще можно писать. Написать повесть-сказку о конной нежити, о любви и сражениях, и непременно сделать хороший конец. Хотя бы в книге. Может, и издадут…

Три выхода. Кто подскажет мне, который из них правильный? Что выбрать мне? Первый, второй, третий? Или четвертый?


Мост. Мост через Кену на Северном тракте. Мост, соединяющий берега и времена. Мост, который может вывести куда угодно. И на предрассветную Пустошь, к обломку стены из белого камня…

Не может быть, чтобы его уничтожили безвозвратно. Его нельзя сжечь. Он должен существовать — Мост. И, может быть, удастся… Может быть, на этот раз я успею…

* * *

Пустошь тянулась до края земли. Обломок стены возвышался посреди нее. Неизвестно, кто и почему возводил стену и почему на полдороге забросил работу. Ничто не росло на Пустоши, кроме черного жесткого вереска, стелившегося у самой земли, рыхлой, ноздреватой, точно присыпанной пеплом. Среди вереска белели под стеной обломки плинфы — плоского обожженного кирпича, и сама стена была иссечена временем, будто покрыта шрамами.