— А знали бы вы, графиня, каким образом он ее отвлекал! — загадочно произнес все тот же властный голос и, присмотревшись, Мидес наконец-то разглядел его обладателя. Это был кругленький темноволосый мужчинка с лысинкой и выдающимся, точно птичий клюв, носом. Ордальон переступал с ноги на ногу, топча высокую траву, и возмущенно пыхтел так, что некромант даже устыдился своей несправедливости по отношению к Седрику. Лютниста за гневными звуками, издаваемыми толстячком, услышать было попросту невозможно.
— Отец Якуб, — послышался напряженный голос Флоры и, подавшись чуть влево, Мидес разглядел за широкими кольчужными спинами стоящую очень прямо девушку, — вы прекрасно знаете нашу семью. Этот человек, — графиня кивнула в сторону Сианна, которого придерживали за руки ордальоны, — он долгое время служил в нашем доме, и я, наверное, могла бы за него поручиться?
Комтур хохотнул и скрестил руки на груди, затянутой в черную рясу:
— Даже после того, как я вам расскажу, что он самым нахальным образом лапал трактирщицу? Бедная оскорбленная женщина сегодня ночью так рыдала в прецептории, что нам насилу удалось ее успокоить!
— Это клевета! — даже в неясном свете зарождающейся зари Мидес увидел, что лицо Сианна сделалось багровым от злости, — ваша, как вы ее называете, бедная женщина, имеет такие медвежьи объятия, вырваться из которых даже при большом желании весьма затруднительно!
Графиня Олл посмотрела на менестреля округлившимися глазами и, встряхнув водопадом пшеничных волос, закрыла рот ладонями.
— Флора! Не верьте им! — страстно вскричал ее возлюбленный и яростно забился в крепко сжимающих его руках. — Они стремятся меня оговорить, я страдаю за правду, которую доношу до недалеких умов силой своего искусства!
— И все же, отец Якуб, — хрипло спросила девушка, — могу я, как дочь и племянница аристократов, всю жизнь жертвовавших на нужды церкви, просить за этого человека?
— Милая моя, — толстячок, приподнявшись на цыпочки, покровительственным жестом положил на плечо Флоре пухлую ручку, — ваш дядюшка отнюдь не является настолько значимой фигурой, чтобы мы не смогли при случае обойтись без его… хм, благотворительности. Скорее уж, он платит нам за то, чтобы ночи его были безмятежны, а прекрасная племянница не забивала свою прелестную русую головку политическими вопросами.
С этими словами Якуб взял в щепоть невесомую прядь девичьих волос и страстно приложился к ним губами. Сианн в бешенстве вскричал, в очередной раз дернулся в руках воинов и ударил одного из них сапогом по голени. Кнехт заорал, а стоявший рядом рыцарь, очевидно, тот же самый, что поднял руку на Себастьяна, размахнулся и влепил менестрелю пощечину. От удара голова Сианна дернулась, и зеленый берет с пестрым пером свалился на землю, открывая миру острые уши, нахально торчащие из густых черных волос.