— А ты как думал? — высокомерно прозвучал мелодичный голос. — Именно пёсья голова. А еще перья яркие, блестящие, и женская грудь.
Раздался громовой раскат заразительного хохота, мужчины у окна вздрогнули, с укором глянули на компанию и снова отвернулись, продолжая прерванный разговор. Странник невольно разулыбался, с интересом оглянулся на смеющихся и почувствовал, как ледяная рука внезапно и безжалостно сжала сердце. Между мастеровыми сидел мужчина лет двадцати пяти, с черными, точно вороново крыло, волосами до плеч. Белокожий, с крупным чувственным ртом и пронзительными зелеными глазами на узком лице, он с презрительным видом косился на собеседников. К рабочей гильдии красавец сей явно не принадлежал, поскольку одет был в темно-зеленую шелковую рубаху, в распахнутом вырезе которой виднелась изящная серебряная цепочка. Голову мужчины венчал зеленый же берет, низко натянутый на уши.
Салзар резко отвернулся и, выпрямив вмиг ставшую деревянной спину, стал напряженно ловить продолжение разговора.
— А я вам говорю, — продолжал рассказчик капризно, — живет симуран две тысячи лет. А когда приходит пора рождаться у него птенцам, то бросает чудо сие в дупло самца своего вместе с яйцами, замазывает выход глиной…
Дверь таверны хлопнула, и в зал вошли новые посетители. Ими оказались уже знакомые Мидесу лютнист и мальчуган, очевидно, доказавшие на воротах крайнюю нужду Мерриана в них обоих. Плюхнувшись за свободный стол, они стали выжидающе смотреть на юную подавальщицу, как раз показавшуюся из кухни. Девица, впрочем, сперва решила обслужить гостя побогаче и, кокетливо потупив глазки, направилась к Салзару. Беседа у очага меж тем продолжалась.
— Вот ты, Сианн, говоришь, рождается… — раздался ломкий юношеский тенорок. — А разве птицы рожают? Они же несутся! Или энта твоя симуранина и не птица вовсе? — Голосок напоследок дал петуха и смущенно замолк.
Сероволосый спутник лютниста, до этого момента сосредоточенно копавшийся в сумке, вскинул голову и, раскрыв рот, уставился на мужчину в берете.
— Себастьян, ты чего? — недоуменно повернул голову подтягивающий колки инструмента музыкант.
Мальчик не ответил, медленно поднялся и, не удосужив ответом недоумевающего попутчика, точно завороженный направился к мастеровым. Салзар проводил его равнодушным взглядом и снова обернулся через плечо. Рассказчик же, если и заметил внезапный интерес к своей персоне, виду не подал и продолжал вдохновенно вещать:
— Молчал бы ты, Богуж, если ничего в этой легенде не смыслишь! Так вот, после того, как отсидит в дупле симуран-отец на яйцах пять недель, симурята малые из яиц тех вылупляются и заживо его пожирают.