Яркие витрины магазинчика с непонятным названием «Символ» обещали «выставку-продажу кондитерских изделий хлебозавода № 1». Таня вспомнила, что дома шаром покати, и смущенно повернулась к бывшему пациенту:
— Мне сюда. До свидания, спасибо. Да, завтра обязательно в поликлинику. Вы обещали.
— Когда? — удивился он.
Она не стала спорить. Гордо прошла в раскрытую дверь. Взяла рыбные консервы и десяток круглых булочек. И только возле кассы обнаружила, что забыла дома у Сергея кошелек.
— Ну, вы платить будете?
— Будем.
На плечо Тани ободряюще легла мужская рука. И лицо кассирши, только что скомканное досадой и вечерней усталостью, вдруг стало прекрасным.
— Можете завтра отдать. Я вас знаю. Пирожных заварных возьмите, очень вкусные.
Докторша обернулась к Сергею: мужчина как мужчина. Что особого углядела в нем вредная тетка? Тут же сердце трепыхнулось, и подогнулись колени. Пришлось опереться на прилавок переждать. Снизу сочувственно поглядел Вейнхарт. Собак в магазин водить запрещено, а вот же, никто и слова не сказал.
— Ну, что? Возвращаемся за кошельком? — бодро спросил Сергей.
— Нет! — язык сработал быстрее разума. Если этот фейерверк еще раз повторится, сердце не выдержит.
Или сломаться, обабиться? Стирать мужу трусы, ходить нечесаной … унимать орущих сопливых детей… И прощай, хирургия! Aut caesar, aut nihil[20], иначе она не умеет. А может, у Сергея уже есть жена?!
— Гав! — возмущенно выразился Вейнхарт.
— Простите… я вспомнила… у меня… я должна…
Сергей коснулся пальцами Таниной щеки:
— Ты врать сначала научись.
В окна колотили дожди. Гремели жестью балконов и крыш, переговаривались с ветром, делали мутным желтый фонарный свет.
На кухне сипел светло-зеленый с желтыми розами на боку чайник, кипятя несчетное количество воды. Батареи до сих пор не включили, и это был один из способов согреться: горящий газ снаружи и кипяток с заваркой изнутри. А потом еще один способ, который нравился Тане гораздо больше. И неспешные разговоры обо всем. Но они начинали все больше и больше пугать. Сергей слишком часто вспоминал придуманную страну Берег, а его праздничные акварели (как весну — годовщина Чернобыля) рассекала пронзительно синяя Черта.
— В нее можно уходить по-разному. Можно с проводником — как по обычной дороге. Под ладонью Берегини. А можно — будто в омут, с головой. Или в огонь. Мы там находили иногда обгорелые скелеты… Ведьмы, почти никто, не ушел вместе с нами. Им это грозило навечно потерей дара. А это даже хуже, чем руку себе отрубить. Волк, бывает, перегрызает лапу, чтобы выбраться из капкана. Они не смогли. А на Берегу начались гонения. Так вот, мне рассказывали. Нескольким ведьмам предложили отречься. Всего-то не заниматься ведовством… Зато сохранить жизнь. Но они предпочли уйти в Черту. Без проводника. Они уходили с песней Берегине на губах, пока не скрылись совсем. Они были настоящие ведьмы…