— Звучит, как страшная сказка.
— Это и есть страшная сказка. Спи.
Он ушел на кухню и долго пил отдающую хлоркой воду, а потом так же долго сидел, разглядывая в темном стекле свое двоящееся отражение. Насмешлива Пряха. Каждое утро просыпаться рядом с чужой женщиной и видеть ее глаза — бледно-серые, а не любимые: лиловые, а порой цвета корицы или янтаря. Благодаря ей — и видеть.
Дыхание спящего мужчины было ровным и мерным. Татьяна осторожно села, нашарила под кроватью тапочки. Крадучись, мышкою зашаркала на кухню, прихватив по дороге телефон. Кафель в кухне был голубоватым от заглядывающей в окно луны. Татьяна заползла на табурет между шкафом и столом, рядом с холодным подоконником. Накрутила диск. В темноте аппаратик казался голубовато-серым, но женщина прекрасно знала, что он ярко-алый — уступка рвущейся на волю из плена рациональности и педантизма душе. В одежде, больше всего на свете любя алое и малиновое, Таня все же выбирала нейтральные тона. А с телефоном уступила. Тем более что очень редко принимала дома гостей.
Номер, казалось, начисто позабытый, вспомнился сразу. Он принадлежал Павлу Стрельцову — Стрелку. Татьяна вместе с Павлом училась в мединституте. Только на третьем курсе дороги разошлись. Арсеньевна выбрала микрохирургию, а Пашка ушел в невропатологию. Искал панацею от болезни брата. И за Таней ухаживал оттого робко, что не хотел повесить ей на шею мальчишку-инвалида. Так и не вышло у них ничего. Потом Стрелок распределился в Борщевку, в отделение неврозов. Сколько они с Пашкой не виделись? Лет пять?
— Алло!! — знакомый бодрый голос заорал в ухо так, что Таня откачнулась. Зашипела:
— Тише, — и опасливо взглянула на стеклянную плотно прикрытую дверь. Точно Пашка мог разбудить Ястреба… Сергея.
— Чего ты молчишь? И в трубку дышишь? Ты кто?
— Я…
— Кто? «Я» бывают разные, — с назидательной интонацией Кролика сказал Стрелок.
Таня тихонько фыркнула. Годы Пашку не изменили.
— Таня… — ответила она и, испугавшись молчания, зачастила: — Паш! Стрелок! Ты меня забыл?
— Ты что, Танюха! А что случилось?
— Н-ну… может, я подумала…
— Ты знаешь, который час?
— Ой, извини…
— Ты звонишь через десять лет и глухой ночью. Что у тебя стряслось?
Она погрызла губы: неловко вышло ужасно. Выдавила через силу:
— Ну, мне нужен совет.
— Приезжай! Ко мне!
— К тебе? — переспросила она с ужасом.
Пашка на той стороне провода заржал, приводя Татьяну в ярость.
— Да не в психушку, — хихикая, уточнил он. — Ко мне домой. Адрес еще помнишь?
Адрес она все-таки переспросила. Она лишь вприглядку помнила дом — двухэтажную полуразвалившуюся хоромину посреди запущенного сада. Дениска, инвалид, не мог им заниматься, Пашке тоже хватало забот. Татьяна, стиснув зубы, подивилась собственной черствости. Ну, не любила… это не повод забыть человека на десять лет, а после кинуться к нему при первой беде…