— Свет Хозяйки зари, оказавшей нам свое покровительство в этом храме и оберегающей нас от псов рыкающих, идущих по следу, — торжественно произнесла данмерка, сыпанув перед собой горсть искристой пыльцы.
— Но… а…
— Госпожа Азура — не просто даэдра, она одна из Предтеч, не враждебных людям и указующих дорогу к свету истинной веры, — монахиня откинула капюшон и улыбнулась. — Прости, я не буду сейчас говорить с тобой о вере. Тебе нужно отдохнуть с дороги, умыться и поесть. Тобой займется Натлика. А я сообщу отцу настоятелю и госпоже Мехре о твоем прибытии. Можешь ходить где угодно и заниматься, чем пожелаешь. За тобой придут.
Монахиня подвела Аррайду к двери в келью и бодро зашлепала прочь по коридору. Над ней полетел наполненный мотыльками стеклянный розовый шар. А наемнице выскочила навстречу растрепанная девочка, сдувающая лезущие в рот темно-рыжие волосы. Алые глаза юной данмерки сверкали любопытством. Она отступила задом, позволив гостье войти в покой, вырубленный в скале и освещенный солнцем через трещину в своде. Искрились слюдяными чешуйками серые, без украшений стены. Топчан с тощим сенником и парой подушек был застлан грубым волосяным одеялом. Ярко выделялись лишь кувшин и таз для умывания да «Утешение в молитве» — багряный увесистый том на консоли рядом с постелью.
Натлика потеребила передник:
— Умыться желаете? Мы обычно купаемся в море, а воду берем в ручье наверху, она ледяная. Но я могу сбегать на кухню за кипятком.
Аррайда покачала головой. Сбросила броню, стеганку, рубаху. Наклонившись над тазом, с наслаждением подставила под холодные струи из кувшина шею и плечи.
— А когда ранят — больно? — спросила девочка-данмерка, разглядывая шрамы. — Если придется страдать за веру, я смогу терпеть?
— Лучше не надо.
Наемница с фырканьем и плеском умыла лицо и наклонилась за мылом, «убежавшим» под табурет, вспомнив жгучее, терновое — то, что подала ей данмерка-служанка в бане у Арилля. Ох, и глупая она тогда была…
— Я серьезно, — протянула Натлика, — а вы смеетесь.
— Я не с тебя.
Девочка зарделась, протянула грубо тканое полотенце. Затем, когда Аррайда вытерлась, подала чистое белье и коричневый, как у встречавшей монахини, балахон.
— Вот. Тут доспехи не нужны. Можете в келье оставить, мы чужого не берем.
— Спасибо.
Натлика сняла салфетку с подноса — кувшин с гуарьим молоком, вяленая скрибятина поверх миски с рассыпчатым рисом, рядом деревянный кубок, ложка и ломоть серого хлеба.
— Позавтракаешь со мной?
Девочка закрутила головой так, что взметнулись темно-рыжие пряди.
— Не, спасибо. Ешьте и отдыхайте. А то пройдите в библиотеку, два поворота направо, да вам любой покажет. А я простирну пока, — она похватала сброшенную Аррайдой одежду, кинула в корзинку и сбежала вместе с ней, звонко шлепая по камням босыми ступнями. Наемница хмыкнула: похоже, тут все предпочитают ходить босиком. Ну, все, кого она встретила.