И все равно кто-то упорно смотрел ей в затылок.
В латах пожимать плечами неудобно и бесполезно. Потому Аррайда просто повернула к выходу.
— Остановись, милая девушка! Дай нам посмотреть на тебя.
Над мумиями всплывали тени. В них не ощущалось бешенства призраков из Вивекских гробниц или Погребальных пещер Уршилаку. Не ощущалось безумия.
— Кто вы?
— Ты обо всех или обо мне?
При жизни он был видным данмером: высоким, широкоплечим. А еще решительным. И, видимо, нравился женщинам. Ощущение мощи исходило от призрака и сейчас.
— Я Конун Чодал. Я был ашханом. И когда киродиильцы бежали от акавири, как от бешеных кагути, те так же бежали от меня. Мы загнали их под Красную гору и заставили умыться собственной кровью. Но я слишком жаждал славы. И к своему стыду, я пренебрег наставлениями провидиц и не сумел разглядеть истинных моих врагов. У меня не получилось. И не только у меня.
Он склонил голову.
— Азура призвала нас сюда, чтобы мы делились опытом и — предостерегали от ошибок тех, кто придет следом.
Рядом с ним встал призрак еще одного данмера — лысеющего, худого, в лиловой мантии с оторочкой. У его пояса болталась сумка с пергаментами. Тень сплетала и расплетала пальцы, упрятанные в слишком длинные рукава.
— Я Хорт Ледд. Моя жизнь закончилась четыреста лет назад, когда Империя втроглась в Морроувинд. Я был философом, а не воином. И хотя меня благословили звезды, героя из меня не получилось. И не только из меня.
— А я Эрур-Дан, и мне пришлось им быть.
Рядом с философом встал могучий воин в костяной кирасе, окруженной сиянием, настолько ярким, чтоб было невозможно разглядеть призрачное лицо.
— На моих глазах Морроувинд сдался Империи. И я досыта хлебнул горя побежденных. Я клялся отомстить киродиилам и Триединым — за предательство. Борьба была безнадежной, но позже я обрел новую цель. И сдался смерти у Красной Горы, борясь с порожденными мором чудовищами. У меня не вышло, но я верил, что получится у тех, кто придет за мной.
— Рабы Триединых зовут это место пещерой ложных воплощений. Не верь. Я — Ане Терия. Я была священным рыцарем Храма и знаю, о чем говорю. Я приложила руку к Апографу, который так защищают жрецы-отступники и так старается уничтожить Храм. Но я не посмела противоречить Триединым, к сожалению. Я никогда не верила в пророчество Нереварина, пока не стало слишком поздно. Опасайся слепой веры, держи глаза открытыми.
— Да уж! — выскочила вперед тень тощей данмерки, одетой по-мужски и в черное, гибкой, как змея. — Я Идрени Неротан из Дома Хлаалу. Впрочем, мне было плевать и на мой Дом, и на сладкую троицу Сота Сила, Вивека и Альму… лексию, которые ханжески требовали от нас морали, а сами предавали, лицемерили, прелюбодействовали почем зря. И плевать на Дагот Ура и Нереварина. Я и не знала-то о них, пока не пришлось прятаться у степняков от… И не смотри на меня так! — Идрени зыркнула на Терию. — Я вела жизнь подлеца и гробокопателя и погибла, пытаясь ограбить разрушенный Когорун. Не стыдись, — обратилась она к Аррайде, — когда победишь. Мы не ложные. Мы — предтечи. Ты станешь тем, кем не стали мы.