Опустившись на колени там, где раньше цвел розовый куст, я провожу рукой по твердой, высохшей земле. При маме сад утопал в цветах; чего здесь только не было: чайные розы с крупными, лохматыми соцветиями; душистый горошек, который, словно стая хрупких бабочек, обвивал заросли кудрявого ивняка; настурции с огромными лапчатыми листьями и ярко-медными цветами; алые пионы с белыми переливами. И высокий дельфиниум вдоль дорожки – отсылка к Эдвардианской эпохе с девушками в белых платьях и мужчинами в соломенных шляпах. В Херн Бэй такие цветы встретишь нечасто; возможно, поэтому мама их и любила. Они отличали ее от соседей.
Но сейчас в саду пусто, остались лишь сорняки да сухая земля. Эта розовая клумба преследует меня всю мою взрослую жизнь. Я вижу ее, когда иду по улице в Сохо или когда отсиживаюсь в каком-нибудь разбомбленном отеле. Я вижу ее, когда закрываю глаза и пытаюсь заснуть. Эта клумба – горько-сладкая аллегория моего детства; я трогаю землю и вспоминаю, как лежала здесь, скрючившись от холода.
Мне было тринадцать, и провинилась я тем, что осмелилась вмешаться в очередную отцовскую тираду. В тот день мама испекла куриный пирог, а отец пришел домой пьяным и устроил скандал, что пирог получился сухой. Я, как всегда, заступилась за маму, в то время как Салли просто сидела и поддакивала: «Да, папочка, и правда суховат». Боже, она была невыносима. Той ночью он сильно избил маму, и я не выдержала. Помню, как я на него бросилась, заслонив маму от его гнева.
На мгновение он застыл, и я подумала, что у меня получилось, что он одумался, но вместо того, чтобы остановиться, он схватил меня за руку и потащил на кухню. Ударив меня ремнем по ногам, он открыл заднюю дверь и вышвырнул меня на улицу, в темноту. Стоял конец ноября, холодина, и хоть я и была полностью одета, погода к прогулкам явно не располагала. Рядом с забором валялся пустой мешок из-под удобрений, который я разорвала по швам и обмотала вокруг себя, как платок. Но у меня все равно зубы стучали от холода. Я долбилась в дверь, умоляя его меня впустить. Звала маму, Салли, но никто не вышел. Я лежала, как мне показалось, несколько часов, наблюдая, как огни в доме один за другим гаснут, свернувшись клубком на самом мягком месте в саду – на маминой розовой клумбе.
Затем происходит нечто странное. Оказавшись в саду спустя столько лет, я чувствую, как на меня обрушивается воспоминание, настолько яркое, что дух захватывает. В окне мелькает чья-то маленькая тень. Салли. Дрожа от холода на цветочной клумбе, я заметила, что Салли стоит у окна своей спальни. Я позвала ее и помахала рукой.