– Можете ли вы сказать, что ваша работа усиливает тревожность?
– Безусловно, – отвечаю я. – Я же не робот. Если бы все происходящее оставляло меня безучастной, я не могла бы как следует делать свою работу. Покажи, что у тебя есть чувства, что ты человек…
Шоу кивает. Я смотрю ей в глаза в попытках прочесть ее выражение лица, но безуспешно.
– Так, – продолжает она, снова заглядывая в свои записи. – Сколько раз вы ездили в Сирию и обратно за последние два года?
– О боже, не знаю, – отвечаю я. – Раз восемь-девять.
– Восемь-девять, – повторяет она. – И каждый раз видели нечто ужасающее, так?
– Да, – отвечаю я. – Но то же самое видели все остальные журналисты, гуманитарные работники и местные жители. Мой опыт не уникален.
– Нет, но он довольно экстремален, – говорит она. – Настолько частое посещение горячих точек явно отрицательно сказывается на психическом здоровье. Если бы я так работала, точно бы не выдержала.
– Может, я более стойкая, – бурчу я. Ее тон начинает меня раздражать.
– Ваши поездки, – продолжает она, не обращая внимания на мой комментарий, – сколько примерно они длились?
– По-разному, – отвечаю я. – В зависимости от задания.
– Ну, например, последняя поездка в Алеппо. Как долго вы там находились?
– Три недели.
– Вы проживали с семьей?
Я киваю.
– Три недели в одном месте, – говорит Шоу. – В экстремальных условиях. Достаточно, чтобы сблизиться с людьми, которые вас приютили. Согласны?
Теперь я понимаю, к чему она клонит; я не могу об этом думать.
Я мотаю головой:
– В вашем последнем репортаже вы рассказываете о маленьком мальчике, – говорит Шоу. – То, что с ним произошло в Алеппо, сильно на вас повлияло, не так ли, Кейт?
Мое тело деревенеет. Почему она решила спросить именно об этом? Почему нельзя вернуться к порезам? О них говорить было бы куда проще. Я смотрю на дверь и вижу с другой стороны тень полицейского. У меня нет выбора, я в ловушке.
– Кейт. Можете, пожалуйста, о нем рассказать? Его ведь звали Нидаль?
Она наклоняется вперед, и я улавливаю запах ее духов, приторных и дешевых, как все в этом городишке. Запах застревает в горле, и я не могу сделать вдох.
– Извините, – говорю я, поднимаясь со стула. – Это зашло слишком далеко. У меня голова раскалывается, мне надо домой.
– Кейт, я сказала вам в самом начале разговора, что вы задержаны в соответствии со статьей 136 Закона о психическом здоровье. Мы можем держать вас здесь в течение семидесяти двух часов, пока не будет принято решение о вашем психическом состоянии.
– Я не могу просидеть здесь три дня. – Я пытаюсь говорить спокойно, но перехожу на крик.