Так прошло детство Криса. В тепле и безопасности. Полная противоположность моему.
Он пытался обеспечить такое же детство собственным детям. Но потом встретил меня, и я все перевернула вверх дном. Стала его тайной, его зарытым в земле скелетом, его загадкой, которую он был просто обязан разгадать.
Глаза у меня слипаются от усталости, но стоит мне их закрыть, я вижу Нидаля с альбомом в руках.
– Tusbih ‘alá khayr, Кейт.
– Tusbih ‘alá khayr, Нидаль. Что ты сегодня делаешь?
– Пишу книгу.
– Звучит здорово. А как она называется?
– Она называется книга улыбок.
Я проваливаюсь в сон, и в голове проносятся тонкие бумажные вырезки: я вижу улыбающегося мальчика, стоящего на волшебном мосту, карамельно-розовые башни Диснейленда, сверкающие в разноцветных солнечных лучах, и Микки-Мауса, весело скачущего по сочной зеленой траве.
– Хочу так.
Я слышу голос Нидаля, но самого его не вижу. Вижу только картинки.
– Хочешь в Диснейленд?
– Нет. Хочу так. Как этот мальчик на мосту. Помоги мне.
– Я тебя не вижу, Нидаль.
– Помоги мне.
– Нидаль, где ты?
Его голос звучит ближе. Он совсем рядом. Если протяну руку, к нему прикоснусь.
– Помоги мне.
Я вытягиваю руки навстречу голосу и чувствую, что падаю. Я слышу громкий удар и, открыв глаза, понимаю, что лежу на полу в гостиной.
– Просто сон, – успокаиваю я себя, поднимаясь на ноги. – Очередной жуткий сон.
На лбу выступают капли пота, я вытираю их тыльной стороной ладони и иду в коридор. Вдыхая соленый воздух, я чувствую, как голые ноги щекочет легкий ветерок. Затем, полностью придя в сознание, я слышу: бух, бух.
– Кто здесь?
Слова вылетают непроизвольно. Человеческое тело всегда знает, когда оно в одиночестве, по-настоящему, и когда рядом появляется кто-то другой – каждый нерв, каждая мышца напрягается. Крадясь по коридору, я мельком оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно использовать как оружие; в итоге хватаю с серванта мамины старинные деревянные часы. Первое, что попадется под руку.
Если в дом кто-то проник, одного хорошего удара по голове правильной стороной часов хватит, чтобы его вырубить. Крепко сжимая часы в руках, я медленно иду на кухню. По мере того, как я приближаюсь, звук становится громче. Бух, бух, бух. Он совпадает с биением моего сердца; я подхожу к двери на кухню и готовлюсь броситься на того, кто окажется за ней. Сделав глубокий вдох, я медленно считаю до трех. Раз, два, три.
Я врываюсь на кухню, готовая атаковать. С часами над головой я издаю крик страха и облегчения. На кухне пусто, и, как мне кажется, все на своих местах. Только дверь открыта нараспашку. И теперь прохладный вечерний ветер, который щекотал мои ноги в гостиной, мотает дверь туда-сюда.