Он выдохнул.
— Я понял в тот момент, что ошибся и виноват. Я не только сам шел эти два года не туда куда-то, но и ее, не замечая, за собой увлекал. Мелкое дело, кажется — ежедневный взгляд в глаза, и я только в последнее мгновение понял, какую возможность я упустил!
— Чего возможность? — спросил я.
— Любви. Жизни. Да, и вот, я ухожу оттуда — у меня это чувство окрыляющее: впереди новое, неизвестное, свобода! Я думал, Наде позвоню в ближайшее время, телефон не забуду. И вечерами потом в некоторые дни сидел один дома, решал — завтра днем позвоню — звонить-то я мог только на работу, домашнего номера не знал. Думал — договоримся, встретимся. Но ничего, конечно, не звонил.
— Скажи-ка, — спросил я, — а тебе не странно, что ты впал в такую лирику здесь?
— Где здесь?
— В поселке этом. Место ведь, по сути, жуткое. Дачный кооператив «Дзержинец», год застройки — тридцать седьмой. Представляешь себе, какие в тридцать седьмом дзержинцы были? Дрожь малость пробирает, а? Ведь что ни дом, то трагедия. Мужа нашей Аиды Константиновны, которая сегодня нереальный мизер сыграла, лично Ежов допрашивал. А потом их обоих и расстреляли, в один день. А был этот самый муж заведующий архивом… Ни больше ни меньше. Представляешь, какие старики могут обитать в этих дачах разваливающихся?..
— Слушай, это их трудности, — сказал Олег. — Какая тебе разница, что было во времена чужой молодости? Дай лучше мне дорассказать. Слушай: следующая история случилась на юге — уже года через полтора после того, как я сменил работу. На море все отдыхать ездят, за свои деньги, а я, представляешь, попал в командировку. Повезло раз в жизни. Приехали мы вдвоем с Суглобовым, товарищем из соседнего отдела. Сняли шикарную комнату. Хозяйку Суглобов называл Старуха Изергиль. Не знаю, зачем я это вспоминаю. Ну, вечерами что делать? Пройдешься по набережной, дальше сидишь в баре. Там полутьма, музыка ревет, как полагается. И Суглобов вдруг встречает какую-то приятельницу своей жены, и с ней — подруга по имени Лена, из Ленинграда. В баре я сидел рядом с этой Леной, и говорить было не о чем. И дальше — со мной такого ни до, ни после не случалось — я как-то повернулся, что ли, или стул подвинул неудачно… Словом, я коснулся ногой ее ноги. И она не отняла свою ногу, а прижала к моей. Рококо, восемнадцатый век — можешь себе представить?..
— Не могу.
— А? Вот и я не мог. Я только ждал, что будет потом. Бар закрылся, мы пришли вчетвером к нам в комнату. Посидели еще, потом Суглобов мне шепнул: «Мы уходим, действуй». Я спросил: «А ты?» — «Я не вернусь сегодня». Он уверенный такой парень, уж не знаю, какие у него отношения с подругой жены были, но он действительно не вернулся. Лена осталась у меня. Утром, в страшном и бледном свете — на море был шторм, и небо затянуто, — я понял, проснувшись — Лена сидела в кресле у журнального столика, — я понял, как они похожи с Надей Стрельцовой. Те же глаза, и прическа, овал лица, фигура. Хотя глаза не голубые, а темные. Увидев, что я просыпаюсь, она встала и вышла из комнаты. Я опять уснул, что нетрудно, если пробуждаться отчего-то боязно. А затем, уже поздним утром, пришел Суглобов и сообщил, что они уехали обе — из города, с побережья и так далее. Постепенно после этого случая я стал понимать, что эти встречи имели неизвестный мне, но отчетливый смысл, ими руководил тайный закон — и мне следует ждать других, по крайней мере одной другой.