Вот это да!
— Поторопись, некромаг, — продолжил навий. — Мой голод становится нестерпим, я сдерживаю себя из последних сил.
Слава вздохнул.
— Мне искренне жаль, что твой сон был нарушен таким гадким способом. Покойся с миром.
Фигура лихо тут же подернулась голубым пламенем, а спящий лес огласил громкий протяжный вой.
Я сжалась и крепко зажмурила глаза. Стояла так до тех пор, пока меня не обняли теплые сильные руки.
— Наверное, он был хорошим человеком, — тихо сказал маг. — По крайней мере, волевым и сильным точно. Уважаю таких людей — остающихся несгибаемыми даже после смерти.
— Нам сейчас очень повезло, — ответила я.
— Это точно. Справиться с лихом тяжело.
— Я не об этом, — повернула голову и посмотрела ему в лицо. — А о том, что мы теперь знаем, где находится волчий дуб.
— Ба, а возле Степановки овраги-то есть?
— Есть, — кивнула бабуля. — Целых три. И все в ближайшем перелеске. Лет тридцать назад в эту деревню от колхоза приехал новый агроном, хотел вырастить на ее полях что-то особенное. Ну и навыращивал, да так, что пришлось в срочном порядке деревья сажать, чтобы почву как-то укрепить.
— Эти овраги сравнительно молодые, — возразил Слава. — А нам нужен старый. Вряд ли «волчий дуб» лежит в новой яме.
— А почему нет? — пожала плечами бабушка. — Его ведь могли туда просто выбросить. В поле нашли, да кинули в овраг, чтобы не мешал. Вы, кстати, почему суп не едите?
Мы спохватились и послушно застучали ложками.
После встречи с лихом мы со Славой еще час лежали в постели, обнявшись и тихо переговариваясь.
Свидание с перерожденным стариком и его упокоение, произвели на меня неожиданно сильное впечатление. Я неоднократно видела, как мой некромаг расправляется с нежитью, и ничего особенного в этом не отмечала. Мертвушек в моей жизни вдруг оказалось так много, что я уже воспринимала их как нечто хоть и страшное, но вполне себе привычное и обыденное. То ли пребывание в Волховском каким-то образом подействовало на мой мозг, то ли к нежити я просто привыкла, а только навки и русалки казались мне теперь этакими ходячими манекенами, без чувств, эмоций и вообще чего-либо, что могло как-то соотносить их с живыми людьми, поэтому вызывали одно единственное желание — уничтожать, как рыжих усатых тараканов.
Лихо же мне было откровенно жаль. Сила воли, которой обладал этот навий, вызывала немалое уважение, и то, что ему пришлось умереть дважды, казалось особенно ужасным и отвратительным.
Когда утро окончательно вступила в свои права, мы выбрались из постели и отправились собирать по дому мою одежду — Слава вдруг вспомнил, что с минуты на минуту может вернуться его отец, а мне подумалось, что будет не очень хорошо, если он обнаружит в кухне мой лифчик.