— Особенно при большомъ разстройствѣ ихъ дѣлъ. Адмиралъ умеръ именно тогда, когда вся его энергія и знаніе дѣла были необходимы для благостоянія семейства, — сказалъ отецъ Димитрій.
— Развѣ дѣла такъ плохи? спросилъ съ тревогою Степанъ Михайловичъ.
— Изъ рукъ вонъ плохи. Сидоръ Осиповичъ въ качествѣ опекуна просилъ друга своего, Андрея Алексѣевича Безроднаго, съѣздить въ оба имѣнія и на фабрику покойнаго — обревизовать и учесть управляющаго, пользовавшагося особымъ довѣріемъ адмирала.
— Но не въ послѣдніе дни его жизни, — сказалъ Степанъ Михайловичъ; — я знаю, что онъ уничтожилъ довѣренность, данную управляющему.
— Да и я знаю, что онъ уничтожилъ довѣренность, но не поздно ли?
— Что вы хотите сказать? спросилъ Казанскій.
— Зачѣмъ пугать себя и васъ загодя, — отвѣчалъ отецъ Димитрій; — мы, т.-е. Сидоръ Осиповичъ и я, ждемъ скоро Безроднаго, тогда все узнаемъ. Во всякомъ случаѣ даже, въ самомъ благопріятномъ, продолжать такъ, какъ жили, Боръ-Раменскимъ нельзя. Фабрика шла въ убытокъ — ее надо уничтожить, а на фабрику эту затрачены значительные капиталы, которыхъ вернуть нельзя; они пропадутъ.
— И сказать, что такой умный, такой благоразумный человѣкъ, какъ адмиралъ, могъ позволить втянуть себя въ такую петлю! сказалъ Степанъ Михайловичъ, разводя руками.
— Герои, — сказалъ отецъ Димитрій, — военные люди, покрытые лаврами и доблестные слуги отечества — плохіе наживатели денегъ. Слава вѣнчаетъ ихъ, а нажива минуетъ! У нихъ нѣтъ для наживы таланта. Адмиралъ, не взирая на свой умъ, былъ довѣрчивъ, какъ дитя. Онъ ни въ комъ не склоненъ видѣть мошенника, тѣмъ болѣе въ томъ, кого облагодѣтельствовалъ.
— Да, я слышал что этотъ нѣмецъ-управляющій ему всѣмъ былъ обязанъ.
— Помилуйте! выручилъ изъ тюрьмы, заплатилъ за него долги, поставилъ на ноги, далъ мѣсто съ хорошимъ жалованьемъ, а онъ, вмѣсто благодарности, обобралъ его.
— Такъ это уже достовѣрно, что обобралъ?
— Достовѣрно, что употреблялъ во зло довѣріе адмирала, что затратилъ много, втянулъ его въ долги; но мы еще не знаемъ, насколько и до какой степени; только все это очень подозрительно, вотъ отчего адмиралъ за недѣлю до смерти уничтожилъ довѣренность. Безъ особо важной причины онъ бы этого не сдѣлалъ. Давно ли вы видѣли Серафиму Павловну? Я вотъ уже недѣлю, за множествомъ требъ и занятій, не видалъ ея.
— Я былъ у нихъ вчера, — отвѣчалъ Казанскій. — Какъ вамъ сказать: все то же, сидитъ, какъ истуканъ, почти не пьетъ и не ѣстъ, не плачетъ, точно окаменѣла, и ничего съ ней не подѣлаешь. Дѣти безсильны. На вопросы отвѣчаетъ односложно, слезы дѣтей видитъ спокойно, какъ-то равнодушно. Намедни Сергѣй бросился къ ней, сталъ передъ ней на колѣни и зарыдалъ. Она спокойно, холодно отстранила его рукою, и лицо все то же: ни кровинки въ немъ, точно застыло оно, помертвѣло какъ-то. Словомъ, все то же.