Двѣ крупныя слезы скатились по щекамъ Сони. Сережа былъ глубоко тронутъ. Оба они молчали.
— Да, хорошее было тогда время! промолвилъ онъ.
— Хорошее, — повторила Соня. — Будемъ надѣяться, что придутъ лучшіе дни, а пока постараемся переносить съ бодрымъ духомъ наши печали.
— Я спрошу нынче же у товарищей, нѣтъ ли переводовъ или чего другого; записывать, составлять лекціи я могу. А если я и этого не найду, то я рѣшился.
Онъ взглянулъ на Соню и сказалъ вдругъ:
— Нѣтъ, ужъ я все скажу тебѣ, во всемъ признаюсь.
Она посмотрѣла на него испуганно.
Ужели и онъ, и Сережа, надѣлалъ долговъ, хотя и по другой причинѣ, но все равно: — мать и отецъ вселили въ нее отвращеніе и страхъ къ долгамъ. Но Соня не сказала ни слова и глядѣла въ глаза Сережи вопросительно. Его смущеніе пугало ее.
— Я рѣшился, — повторилъ онъ, — и если не найду переводовъ, буду давать уроки. Чтò жъ? Въ этомъ нѣтъ ничего предосудительнаго, когда для матери надо достать денегъ. Признаюсь, не особенно пріятно быть репетиторомъ лѣнтяевъ, обивать пороги переднихъ.
— Сережа, Сережа! воскликнула она, — какой ты милый! это не предосудительно, а почтенно. Сережа, я, если можно, люблю васъ за это вдвое, я уважаю тебя, милый Сережа, и горжусь тобою. Трудись для матери, и будетъ съ тобою благословеніе Божіе и уваженіе людей.
— Не всѣхъ, — сказалъ Сережа, — начиная съ сестеръ и матери. Сохрани Боже, если онѣ узнаютъ. Мама и сестры сочтутъ это постыднымъ для Боръ-Раменскаго, человѣка древней фамиліи, для сына адмирала, героя войны Крымской. Я знаю, я знаю, но что же мнѣ дѣлать, я не могу иначе.
— Но вѣдь это предразсудокъ и самый глупый.
— Можетъ-быть, но онѣ заражены имъ. Скажутъ: съ указкой по домамъ ходить, прилично ли? Возможно ли? Мало ли чего не скажутъ…
— Пусть говорятъ.
— Однако, если мама…
— Надо сдѣлать такъ, чтобы она не знала; мать твоя не молода, у ней понятія другія, и потому ты долженъ не безпокоить ее, — прибавила Соня, деликатно ограждая мать Сережи отъ его и своего осужденія.
— Я такъ и сдѣлаю. Да и кто же ей скажетъ? Я буду давать уроки подъ другимъ именемъ, для большей осторожности и избѣжанія разспросовъ, а то не оберешься вопросовъ: и почему и какъ Боръ-Раменскій даетъ уроки, — а все это скучно и непріятно.
— Конечно, — сказала Соня задумчиво.
— А теперь прощайте, дорогая моя сестрица. Пришелъ къ вамъ холодный и голодный нравственно, ухожу согрѣтый и напитавшійся хлѣбомъ духовнымъ. Спасибо вамъ, милая.
— На здоровье, — сказала она улыбаясь.
Сережа прошелъ къ Ракитину и напомнилъ ему, что черезъ нѣсколько дней настанетъ первое число мѣсяца, и что онъ немного до срока пришелъ за деньгами, что онѣ ему нужны, такъ какъ мать сама хочетъ заняться хозяйствомъ.