— Такъ и будешь выбирать мужа по мѣркѣ этой?
— Ужъ, конечно, не пойду за простого.
— Je ne veux pas du prostoy, — заговорила Глаша на комическій ладъ.
— Вѣра, — сказалъ Сережа, молчавшій до тѣхъ поръ, — мама приказала послать за модисткой, чтобы заказать тебѣ платья. Отговори ее.
— Это что за фантазія? Я не могу обойтись безъ платьевъ!
— У насъ совсѣмъ нѣтъ денегъ. Я отдалъ матери все, что у меня было на расходы по хозяйству. Сверхъ этой суммы тратить нельзя.
— Но, однако надо. Пойми и ты, что я не могу ѣздить на вечера, не имѣя платьевъ, мнѣ необходимо имѣть, по крайней мѣрѣ, три туалета, меньше невозможно.
— Но, Вѣра, откуда же взять денегъ?
— Занять! Заплатимъ послѣ.
— На это я не согласенъ; чѣмъ я заплачу?
— Я не знаю и знать не хочу. Я не такъ родилась и не такъ была воспитана, чтобы не имѣть приличнаго платья, когда я начинаю выѣзжать въ свѣтъ. Я ношу такое имя, при которомъ должна имѣть, извѣстный моему положенію въ обществѣ, приличный туалетъ.
— Вѣра, но именно при имени туалетъ ничего не значитъ. Ты имѣешь право по рожденію и по заслугамъ отца быть вездѣ; не все ли равно, если ты пріѣдешь въ шелковомъ или въ кисейномъ платьѣ.
— Совсѣмъ не все равно; ты мальчикъ еще и ничего въ этомъ не смыслишь. Я не хочу быть хуже другихъ и не поѣду въ гадкихъ тряпкахъ. Если же ты воображаешь, что можешь запереть меня дома, то ошибаешься. Я скажу опекунамъ, чтобы они выдали мнѣ денегъ на приличную одежду, и maman скажу, она пойметъ и меня поддержитъ. Я роскоши не требую, а только приличнаго туалета.
— Но, Вѣра, разсуди: Ракитинъ и такъ очень много для насъ сдѣлалъ, и ты сама не захочешь одѣваться на его счетъ, — это унизительно. Вотъ ужъ именно съ нашимъ именемъ мы не можемъ жить на чужія деньги.
— Его карманы, — сказала Вѣра съ досадой, — достаточно набиты на нашъ счетъ. Впрочемъ, о Ракитинѣ я съ тобою говорить не стану. Всѣ знаютъ, что всѣ Ракитины въ твоихъ глазахъ священны.
— Да, я ихъ уважаю, да, я имъ благодаренъ, люблю ихъ и не скрываю этого.
— Да и скрыть нельзя, не въ твоей власти, — сказала Вѣра, — это всѣмъ въ глаза бросается.
Вѣра, не дожидаясь отвѣта, ушла; она въ этотъ разъ въ порывѣ досады наговорила много, что не было въ ея привычкахъ, потому что была раздражена. Съ самаго переселенія въ Москву, въ тѣсную квартиру и тѣсную жизнь, въ ея голову забралась одна мысль и совершенно овладѣла ею. Она поставила себѣ цѣлью сдѣлаться опять богатой, чтобы жить, какъ прежде, въ довольствѣ и комфортѣ, и не въ деревнѣ, а въ городѣ, и притомъ, если возможно, въ Петербургѣ. Она жадно слушала разсказы о роскоши, великолѣпіи и удовольствіяхъ Петербурга. Похвалы родныхъ, ихъ отзывы о ея красотѣ, стройности стана, рѣдкой роскоши волосъ, вскружили ей голову и отуманили и такъ уже не сильный отъ природы умъ. Она стала мечтать о богатомъ замужествѣ, какъ объ единственномъ способѣ выйти скорѣе изъ семьи, разоренной до тла, и жить въ свое удовольствіе. Она не помышляла о человѣкѣ, за котораго выйдетъ, которому вручитъ судьбу свою, она положила, что выйдетъ за богатаго и знатнаго и будетъ жить въ Петербургѣ, въ богатомъ домѣ, будетъ давать праздники, а лѣтомъ будетъ ѣздить въ Парижъ или за границу, на воды. Не будучи одарена умомъ и еще меньше сердцемъ, она не могла понять ничего, не только высшаго, но просто разумнаго.