Въ эту минуту Сидоръ Осиповичъ и Андрей Алексѣевичъ вошли въ комнату, оканчивая жаркій споръ; оба были не въ духѣ. Увидя ихъ, Зинаида Львовна сказала:
— Пойдемъ къ Боръ-Раменскимъ узнать о Глашѣ и въ особенности о Серафимѣ Павловнѣ; она навѣрно перепугалась и не заболѣла ли отъ испуга?
— Да, неосторожно, — сказалъ Сидоръ Осиповичъ сыну съ упрекомъ и прибавилъ, обращаясь къ женѣ: — съ чего заболѣть? Бѣда небольшая, что дѣвочка оцарапала щеку, а мальчикъ зашибъ руку. Вываливаются и изъ каретъ, подъ экипажами мосты проваливаются — и все сходитъ съ рукъ благополучно. Но все-таки, Анатоль, я скажу: нехорошо, неосторожно.
— Да что жъ, папа, — сказалъ Анатолій развязно, — я вѣдь не нарочно…
— Еще бы нарочно, — сурово прервалъ его Андрей Алексѣевичъ, — за нарочно вашего брата учатъ.
— Правда, что учатъ, — сказалъ построже Сидоръ Осиповичъ. — Ну, жена, пойдемъ къ сосѣдямъ, извинимся за нашего молодца; у нихъ, вѣрно, переполохъ. Приходи и ты за нами, — прибавилъ онъ, обращаясь къ сыну: — ты обязанъ извиниться.
Они пошли черезъ садъ къ рѣкѣ, вдвоемъ.
— Другъ мой, — сказала Зинаида Львовна мужу, — ты много далъ воли Анатолію, ты, право, поощряешь его въ его своеволіи. Развѣ ты находишь, что это хорошо? Онъ никого не слушается, сдѣлался какой-то сорви-голова.
— Онъ мальчикъ, — возразилъ Ракитинъ.
— Тѣмъ хуже! Онъ и такъ склоненъ къ удальству и всякаго рода излишествамъ.
— Удальство-то я въ немъ и люблю. Я самъ былъ такой.
— Ты трудился; ты въ его лѣта умѣлъ уже зарабатывать деньги, былъ въ состояніи помогать отцу и матери, а онъ умѣетъ только деньги сорить, — великая разница. Ты о другихъ думалъ, а онъ думаетъ объ одномъ себѣ и о своемъ удовольствіи. Великая разница.
— Онъ молодецъ, отважный, храбрый.
— Отвага и храбрость — качества достойныя похвалы въ серіозныхъ случаяхъ жизни, при исполненіи долга; но въ пустякахъ отвага часто только безразсудство и своеволіе. Развѣ люди, которые ведутъ безалаберную и непутную жизнь, не начинали съ удальства, которое ни для чего не пригодно?
— Это женское разсужденіе.
— То же самое, что я, говоритъ и Андрей Алексѣевичъ, онъ не одобриваетъ поведенія и наклонностей Анатоля; а онъ человѣкъ опытный и почтенный.
— Знаю, знаю; я и съ нимъ спорилъ, и стою на своемъ. Я люблю молодечество. Притомъ же вы оба, онъ съ своимъ педантствомъ, а ты по-женски — судите Анатолія слишкомъ строго и любите его меньше другихъ дѣтей.
Она вздохнула.
— Какъ бы тебѣ не пожалѣть позднѣе, — сказала она, — что ты не послушалъ совѣтовъ друга и жены. Слишкомъ много далъ ты воли старшему сыну.