— Ну, что? Лучше? Хорошо ли спалъ?
— Хорошо, милая мама.
— Не болитъ? Нигдѣ не болитъ?
— Нигдѣ. Слабъ я немного, но пройдетъ.
— Конечно пройдетъ, мой милый, съ весною пройдетъ. Скоро рѣки послѣ разлива войдутъ въ берега; ужъ травка показалась. Въ воздухѣ теплѣtn]? На солнцѣ ужъ почти жарко. Скоро тебѣ позволятъ выѣхать, прокатиться.
— Конечно, мама, когда я буду посильнѣе.
И мать ходила вполнѣ увѣренная въ выздоровленiи сына.
Сережа ничего не подозрѣвалъ. Въ его понятiяхъ смерть была необходимо связана съ страшнымъ недугомъ, а Ваня не страдалъ, а незамѣтно угасалъ. Приходя изъ классной или съ поля, Сережа сиживалъ у брата и разсказывалъ ему, какъ онъ многому научился, и что папа вовсе не ходитъ въ поля и вообще не занимается хозяйствомъ, а все онъ самъ, Сережа. Папа поручилъ ему все.
— Давно ли? спросилъ Ваня, — и какъ ты думаешь, отчего такая перемѣна?
— Не знаю, — сказалъ Сережа.
— А я знаю, т.-е. угадываю, и скажу тебѣ, только ты обѣщай мнѣ быть благоразумнымъ и пожалѣть мать,
— Что такое? спросилъ испуганный Сережа.
— Не пугайся, слушай спокойно, овладѣй собою. Папа оттого оставилъ хозяйство, что онъ очень огорченъ. Развѣ ты замѣтилъ этого?
— Не замѣтилъ, а теперь, когда ты сказалъ, конечно, вижу, вспоминаю, что лицо его часто очень мрачно.
— Вотъ видишь, Сережа; ты впередъ такъ не дѣлай. Будь внимателенъ, не жди словъ, читай на лицѣ и поступай такъ, чтобы облегчить печаль отца и матери.
— Но мама ничего; она весела.
— Потому что не знаетъ.
— Чего? спрашивалъ Сережа, очень уже испуганный.
— Того, что я очень боленъ, — сказалъ Ваня, взявъ Сережу за руку и покрывъ ее своею другою рукой.
— Какъ? Ты очень боленъ, и папа ничего не предпринимаетъ. Чтò это? Ахъ, какъ страшно!
— Ничего страшнаго нѣтъ, но, конечно, всѣмъ вамъ и мнѣ очень тяжко. Сережа, милый, ты Богу помолись, проси у Него силы и покорности. Его воля!
— Но что ты хочешь сказать? къ чему меня готовишь? сказалъ испуганный и взволнованный Сережа.
— Ты погляди на меня, развѣ я похожъ на живого? Моя болѣзнь неизлѣчима. Скоро… Сережа, подумай объ отцѣ; и матери, а не о себѣ… Я скоро отойду отсюда и на тебя оставляю…
Сережа, какъ будто колосъ, срѣзанный острымъ серпомъ, упалъ на колѣни и положилъ голову на колѣни Вани. Онъ рыдалъ неудержимо. Ваня цѣловалъ его голову. Оба брата молчали. Когда Ваня овладѣлъ наконецъ собою, онъ продолжалъ.
— Слушай меня внимательно. Это мое завѣщаніе. Тебѣ я оставляю просьбу любить мать и отца за себя и за меня, любить вдвойнѣ, жертвовать собою для матери въ особенности. Я подумать не могу, какъ она при своей слабости перенесетъ мою… мою… разлуку со мною. Папа силенъ, а она слаба, какъ цвѣтокъ, и прекрасна, какъ цвѣтокъ. Береги ее, лелѣй ее, исполняй всѣ ея прихоти! Сестеръ люби, не ссорься съ Глашей, въ память обо мнѣ живите дружно. Глаша не злая, она только рѣзка, и я полагаю: ревнива. Любовь, кротость и попеченія могутъ смягчить ея нравъ. Сдѣлай это. Если ты исполнишь мою просьбу, то тебѣ не время будетъ тосковать обо мнѣ безъ мѣры, тебѣ много будетъ работы надъ собою и много заботы о другихъ. Люби меня въ нихъ. На забывай меня. Молись и помни, что мы увидимся тамъ.