– Правда, было бы здорово, – произнес я, – если бы фейерверками можно было передать тайное сообщение? Как азбукой Морзе.
– А что бы ты передал? – спросила Кэссиди.
Ее лицо было всего в нескольких дюймах от моего.
Я сократил расстояние между нами и накрыл ее рот своим. Мы целовались так, будто находились не на парковке в мало приятной части Анахайма, сидя на крыше моей машины в будний вечер. Мы целовались так, будто находились на турнире по дебатам и нас ждала ночевка в одной постели, и было не важно, что я не взял с собой пижаму.
Это был вкус зарытого сокровища, качелей и кофе. Вкус фейерверка – того, к чему можно приблизиться, но чем нельзя обладать.
– Подожди, – прошептала Кэссиди, отстранившись.
«Сияж, – подумалось мне. – Невидимый след от только что сорванного с губ поцелуя».
Кэссиди спрыгнула в машину, с озорной улыбкой переползла на заднее сиденье и позвала меня к себе. Той ночью я выяснил три вещи: 1) ночевка в одной постели даже рядом не стояла с поцелуями и ласками на слишком тесном заднем сиденье; 2) удивительно, но некоторые бюстгальтеры расстегиваются спереди; 3) Кэссиди не знала, что я – еврей.
ДО КОНЦА НЕДЕЛИ я каждое утро подвозил Кэссиди в школу, подъезжая к ее дому с двумя дорожными кружками кофе наготове. Она выскальзывала за дверь и, сбегая по ступенькам вниз, забрасывала на плечо кожаный портфель.
У нее был громадный дом. Из тех облицованных плиткой испанских вилл с гаражом на четыре машины, которые из-за огромного размера и симметричности можно принять за два смежных коттеджа. Жилой комплекс Кэссиди был построен двумя годами позже моего. Помню, в пятом классе меня будил строительный шум, доносившийся с этой стороны парка. Немного погодя я даже перестал ставить будильник. Как-то в понедельник стук за окном наконец прекратился и воцарилась подозрительная тишина. Я проспал, и мама на меня наорала.
Откуда мне тогда было знать, что белый дом через парк будет принадлежать Кэссиди Торп? Что среди почти идентичных особняков будет тот, в котором я каждый вечер перед сном буду высматривать одно-единственное окно в ожидании тайных посланий?
В школе сразу прознали, что мы с Кэссиди – пара. Сохранить это в секрете не вышло, а может, мы и не пытались это утаить. Я так долго встречался с Шарлоттой, что забыл, какую реакцию вызывают подобные новости. Все в открытую таращились на нас, когда мы вышли на стоянке из моей машины – в солнцезащитных очках, держа одинаковые кружки с кофе.
К обеденному перерыву слух о нас с Кэссиди разлетелся уже по всей школе. По-моему, не было ни одного человека, который бы на нас не смотрел.