— Ум за разум заходит?
— Если выражаться неточно, то да. — Она подошла к столу и начала убирать чашки, чтобы чем-то занять руки. — Для меня было неожиданностью увидеть тебя сегодня в галерее. Я знаю, Вашингтон — город маленький… — От растерянности и страха все из головы вылетело, но вдруг ее осенило: — А что ты, собственно, здесь делаешь? Ведь у тебя вроде свидание.
— Закончилось. Я сослался на срочное дело. А поскольку я был недалеко от тебя… А у тебя как?
— Что как?
— Я про твое свидание.
— А-а, декан… Я сказала, что у меня болит голова. И это почти правда. Но ты так и не назвал причину своего появления.
Не отвечая на вопрос, он просто пожал плечами, взял с письменного стола пресс-папье — массивный предмет из хрусталя, переливающийся при вращении всеми цветами радуги.
— Выглядит на все сто. Университетский профессор?
— Да. — «Внутренняя дрожь исчезла», — с облегчением отметила Тэсс. — А твоя Трикси? Трикси, я правильно называю ее имя?
— Нет.
— Очаровательная особа. Мне очень понравилась ее татуировка.
— Какая именно?
Тэсс молча подняла брови:
— А как тебе выставка?
— Вообще-то говоря, мне нравится любое претенциозное дерьмо. Вроде твоего профессора, например. Потрясающий костюм. Об изящнейшем галстучке с золотой булавкой я уж не говорю — высший класс. — Бен грохнул пресс-папье об стол с такой силой, что стакан с карандашами подпрыгнул. — Так и хотелось врезать ему как следует.
— Спасибо. — Тэсс лучезарно улыбнулась.
— Не за что. — Допив кофе, он поставил чашку на стол. «Останется след», — подумала Тэсс, но промолчала. — Знаешь, я только о тебе и думал все эти дни. Как тебе это нравится?
На его сердитый взгляд Тэсс ответила улыбкой.
— Люблю одержимость. Это чудесный плен. — Она подошла ближе. Нервничать повода не было, а притворяться — ни к чему. Бен обнял ее за плечи.
— Похоже, тебе кажется все ужасно забавным.
— Похоже. Могу сказать, что скучала, очень скучала по тебе. А теперь, может, скажешь, почему ты, собственно, злишься?
— Не скажу. — Бен прижал Тэсс к груди и почувствовал ее мягкие, податливые губы, отвечающие на его поцелуй. Зашелестело кимоно. Если бы Бен мог уйти, он ушел бы не оглядываясь. Но, подходя к ее двери, он знал, что этого не сделает — уже поздно.
— Я не хочу спать на этом холодном диване и не позволю, чтобы ты спала одна.
Она попыталась было открыть глаза, но впервые, сколько она себя помнила, ей вдруг захотелось, чтобы ее просто подхватило и понесло.
— Я буду спать с тобой, но при одном условии.
— При каком же?
— Что ты будешь меня любить.
Он крепко прижал ее к себе, ощущая прикосновение и запах ее волос.