– О! Это дело! – я метнулся с фонариком в сарай со стратегическим запасом. Восстановление в присутствии скелле шло стремительно – кашель практически прекратился, о запястьях и лодыжках я уже и не вспоминал, вот, только спина еще болела и не позволяла свободно двигаться.
Вернувшись к палатке, я водрузил крошечный огонек на конек шуршащего домика и занялся разведением пастилы.
– Ань, а расскажи, как ты магию чувствуешь? Ну, как ты вообще ее обнаружила, как тебе она видится? – девушка молчала, и я поспешил объясниться: – Ты пойми, для меня важны все детали, все мелочи – мне нужно сориентироваться во всем этом. Никогда не знаешь, что окажется полезным.
На удивление, скелле не стала запираться:
– Это у всех по-разному. Есть девочки, которые обнаружили ее как запах, есть такие, кто познакомился с ней через тактильные ощущения, есть те, кто слышит ее. Я отношусь к самой многочисленной группе – тех, кто видит, – девушка приняла чашку с напитком из моих рук, отхлебнула и продолжила: – Сколько я себя помню, я еще маленькой видела всякие отблески, странный свет, светящиеся фигурки. Немного похоже на те цветные пятна, которые плавают у нас перед глазами, когда мы закрываем их в темноте. Самые искусные скелле получаются из тех, кто почувствовал ее как прикосновения, как какие-то невидимые, но ощущаемые объекты. Они легко обучаются, и они могут совершать очень точные манипуляции, – Ана еще выпила. – Вообще, чтобы ты знал, обучение в интернате – это главным образом развитие навыка абстрагироваться от магии, не видеть ее, не чувствовать. Для девочек, у которых дар проявляется через ощущения, это выглядит забавно – им связывают руки. У них вообще все проще, чем у остальных – они легче привыкают, учатся, легче манипулируют ей. Скелле с таким даром всегда заметны – когда они прибегают к магии, то шевелят руками, как будто ощупывают что-то, или даже делают какие-то манипуляции с чем-то невидимым. Те, у которых дар, как у меня, тоже заметны – мы часто закрываем глаза, когда прибегаем к магии, не всегда конечно, но всегда неосознанно поворачиваем голову и взгляд на объект приложения искусства. Хуже всего тем, кто магию слышит или чувствует как запах. Они, правда, самые безопасные – им легче всего не обращать на нее внимания. Кроме музыкантов – мы так называли тех, кто ее слышит – эти во сне могут натворить дел, и с ними тяжело работать. Искусство у них самое грубое, самое неточное – во врачи им точно хода нет – зато они часто бывают очень мощные, объемные. Среди боевых магов всегда много таких.