Потом я встретила того городского хлыща, набитого деньгами. — Он нахмурился. — У этого ничтожества и в самом деле была пачка стодолларовых бумажек. Как-то вечером он мне ее показал и предложил выбрать любую.
Но я не стала. Я любила его. Он стал первым мужчиной в моей жизни, который был со мной любезен, не пытаясь при этом залезть мне под юбку. Я бросила вечернюю школу, чтобы чаще с ним встречаться. То было счастливейшее время в моей жизни.
А потом однажды вечером в парке он все-таки залез мне под юбку.
Он смолк.
— И что потом? — полюбопытствовал я.
— А ничего! Больше я его никогда не видела. Он проводил меня домой, заверил, что любит, поцеловал, пожелал спокойной ночи — и больше не приходил. — Он помрачнел. — Если бы я смогла его отыскать, то убила бы на месте!
— Еще бы, — посочувствовал я, — прекрасно тебя понимаю. Но вот убить — за то, что произошло само собой — гммм… Ты сопротивлялась?
— Что? Да какая разница?
— Большая. Может, он на тебя так грубо накинулся, что заслужил, чтобы ему сломали руки, но…
— Он заслуживает гораздо худшего! Погоди, я еще не закончил. Мне удалось все устроить так, что никто ни о чем не подозревал, и я решила, что все кончилось к лучшему. Вряд ли я любила его по-настоящему, и больше, наверное, никого не полюблю… но после этого мне еще сильнее захотелось завербоваться в ДЕВКИ. Меня не стали дисквалифицировать, потому что на девственности они не настаивали. И я даже повеселела. Но догадалась лишь тогда, когда мне стали тесны юбки.
— Залетела?
— После этой сволочи меня раздуло, как воздушный шар! Эти жмоты, у которых я жила, не обращали внимания на мой живот, пока я могла работать — а потом дали пинка под зад. В приют меня обратно не взяли. В конце концов меня приютили в больнице, в палате для бедных, где я выносила горшки за такими же толстопузыми бедолагами, пока не настал мой срок.
И вот однажды вечером я очутилась на операционном столе. Медсестра сказала мне: «Расслабься. А теперь глубоко вдохни».
Я очнулась в постели. Ниже груди я своего тела не чувствовала. Вошел хирург.
— Как себя чувствуете? — весело спросил он.
— Как мумия.
— Естественно. Вас спеленали бинтами ничуть не хуже фараона и накачали лекарствами, чтобы вы не чувствовали боли. Вы скоро поправитесь… но сделать кесарево — это не занозу вытащить.
— Кесарево? — изумилась я. — Док… неужели ребенок умер?
— О, нет. Ребенок в полном порядке.
— Уфф! Мальчик или девочка?
— Совершенно здоровая девочка. Пять фунтов и три унции.
Я расслабилась. Я очень гордилась тем, что родила и сказала себе, что обязательно добьюсь того, чтобы добавить к своему имени «миссис», а дочка пусть думает, что ее папа умер. Мой ребенок в сиротский приют не попадет!