— Э-э-эм… Барышня. Разрешите представиться, капита…
— Можно тебя на минуточку? — перебила Болотова Дюйка, поманив меня пальцем. На капитана ноль внимания.
— Что это за орки?! — змеиным шёпотом вопросила она, когда я подошел.
— Это? Разведчики. Поживут у нас какое-то время. Наверное.
— Ты совсем, что ли, лейку отпил? Это же военные! Они ж все отбитые!
— Да ладно тебе! Я 10 лет в армии оттарабанил, я отбитый, по-твоему?
— Это же риторический вопрос, верно?
— Кирилл Анатолич, разрешите отвлечь? — окликнул кэп. — Тут вопрос кой-какой по эт-самое… довольствию.
— Говорите, Болотов.
— Эт-самое… Анатолич, может, на «ты» перейдём, так-скать, чтоб неформально…
«Обожаю неприхотливую военную дипломатию».
— Конечно, капитан. Так чего надо-то?
— У меня тут раскладка по продовольствию. Нам, значицца, посуточно: 90 крошек белого, 90 — чёрного, 10 ошмётков масла сливочного процентности не ниже 75… Три пятна жира говяжьего, пять обломков макаронных изделий, сухофрукты…
— Сухофрукты?
— Так точно. Ну, корки мандариновые, яблочные черенки… Сдюжим, Анатолич?
Я вспомнил, как обычно ем.
— Всего будет в избытке, — уверенно кивнул я. — Но! За это прошу соблюдать чистоту и порядок.
— Пф! Всё понимаю, мужик, у нас с этим строго. По субботам хозяйственный день. Гунько!
Болотов окрикнул приземистого таракана, с любопытством осматривающего дверцу хлебницы. Из чего я сделал логичный вывод, что Гунько — прапорщик.
— Што?
— Сюда иди, штокает он мне! Личный состав разместил?
— Ну.
— Я щас кому-то нукну! Через час чтоб у меня был график уборки поверхностей, поддиванных, заплинтусных и других щелевых помещений, понял меня? Выполняй.
— Ладно.
— Я кому-то ла… Ай-й-й-й. — Болотов сымитировал плевок и доверительно потянулся усами ко мне. — А вот эта барышня… Которая в кактусовой зоне… Я извиняюсь. Вам она кто? Вы с ней не того? Самого?
— С ума, что ль, сошёл?
— Ага-а-а-а-а-а…
…Первые проблемы начались рано утром. Меня разбудила громкая и бесконечно длинная женская тирада, сдобренная такими речевыми оборотами, которые я не слышал даже от проигравших футболистов. Из Дюйкиного монолога я выяснил, что сначала ей не давали спать крики Гунько, выгоняющего подчиненных на зарядку. И затем они, цитируя неистовую Дюйку, «стадом ужаленных в жопу буйволов носились, будто у меня в мозгу». Так продолжалось час и около того, после чего Дюйке удалось уснуть. Но ненадолго — в 8:00 девяносто тараканьих горл затянули «Зелёною весной…», отправляясь строевым шагом на завтрак в мойку с грязными тарелками. Болотов был проклят в семи церквях, но его симпатия к «гражданской барышне» не уменьшилась ни на йоту. Тем же вечером он накрутил усы кольцами, начистил хитиновый китель до зеркальности и мини-копией Сальвадора Дали «выдвинулся в район извинительных мероприятий». В качестве огневой поддержки он вооружился пипеткой игристого и добрым ошмётком просроченной буженины. Что именно произошло в кактусе, история умалчивает, но вышел Болотов оттуда через восемь секунд с винными пятнами на кителе и бужениной на глазу, напоминая скорее отстойного пирата, чем бравого капитана тараканьей армии.