Он припустил к лагерю. Чем дальше от кондьюсера, тем сильнее сгущалась тьма, да и колосья в поле мешали, хлестали по рукам. Но он добежал до опушки и ни разу не споткнулся, а дальше места были знакомые, хоть с закрытыми глазами иди. Вот блеснули сквозь чащу огни лагеря – можно перевести дух. Он скатился вниз по косогору к землянке. Но где же Крик? Вот желтый крестик, где она стояла, – чуть поодаль от его крестика. Стоя на своей метке, он ждал, надеялся. Десять минут, сказала она. Двенадцать от силы. Сколько уже прошло? Он смотрел на далекое зарево от кондьюсера, чуть выше деревьев, – увидеть его, по словам Крик, могут только настоящие аоксинцы. Как он гордился, что тоже видит! Он стал мечтать о том, что еще увидит в скором будущем. Его ждут инопланетные пейзажи, бесконечное разнообразие растений и животных. Красота по иным, неземным канонам.
Ррррряяяядом во мррррааааа… ■
◂◂
▸
[…] Красота по иным, неземным канонам. Рядом во мраке зашуршали шаги. Он оглянулся – Крик стояла на своей метке.
– Помни, – сказала она, – я сделала все, что могла. Если ошиблась, прости. Ты все понял?
– Кажется, да, – отозвался он.
– Смотри не забывай. Знания – это все. Помни, чему я тебя учила. – Оннннаааа шшшагггггнууууулаааа вввввлеееееееевоооооо… ■
◂◂
▸
[…] чему я тебя учила. – Она шагнула влево и что-то вложила ему в ладонь. – Он тебе еще пригодится. – Это был старый хав. – Береги. Когда-нибудь я его передам в наследство своему первенцу.
– Хорошо. – Он крепко сжал хав.
– Ну ладно. Взгляд вверх, руки по швам, – напомнила она. – Не забудь вовремя выдохнуть.
Он не отрываясь смотрел на зарево кондьюсера.
Через миг из-за дальних верхушек деревьев стала подниматься легкая голубая дымка. Замерцал огонек, послышался шум, будто птицы загомонили. Все ярче свет, все громче звуки. Луч фонарика заметался среди деревьев. Раздался свист, замелькали в чаще силуэты людей. А он так и стоял на труксоловой метке, никуда с Земли не улетел.
– Что такое? – спросил он, обернувшись к Крик. – Сломался?
Но на том пятачке ее уже не было, он увидел лишь, как она, пригнувшись, исчезает во тьме. Она бубнила под нос: “Посланцы, посланцы, посланцы, бежим!”
⇒
В школе один мальчик научил меня тереть батарейки, если они начинают садиться. И когда речь Мэксин Лэдлоу замедлилась и заскрежетали помехи, я выключил плеер. Вытащил из гнезда батарейки, потер торцами о штаны. Вначале заряда хватило всего на пару секунд, и я уже подумывал внести имя того мальчика в черный список людей, недостойных доверия. Но тут я смекнул, что дело наверняка не в трении, а в температуре. И стал греть батарейки в ладони, пока не потеплели на ощупь (я проверял их губами). Грел я их долго, потому что собственного тепла мне не хватало, и мысли стали уноситься далеко, к людям, о которых думать не хотелось. Но тепло помогло. Мэксин Лэдлоу вновь заговорила обычным голосом, и батареек хватило до конца третьей части. Когда после бегства Крик в плеере что-то защелкало, мне пришлось выбирать. Если слушать последнюю кассету с самого начала, то наверняка не узнаю, чем кончилось. А если перемотаю вперед, на середину второй стороны, то услышу конец – но вдруг пропущу что-то важное?