– Стоп, стоп, стоп, – сказала она и перекатилась набок. – Подожди минутку. Мне нужно… Я сейчас, а ты пока нальешь нам выпить? – Она пошла в ванную, на ходу расстегивая платье.
– Не застревай там надолго, – сказал я. Дверь за ней закрылась, в душе зажурчала вода.
Я снял пиджак, ботинки, носки. Достал из мини-бара две бутылки пива, ополовинил одну, и вскоре мне надоело ждать. Стрекотал вентилятор. Дверь была не заперта, и я зашел. Она стояла голая у бортика ванны, возле ног валялось скомканное полотенце. Она не удивилась, но была недовольна, будто я вломился в разгар ее спора с самой собой.
– Э-э, так нечестно, – ухмыльнулась она. – Теперь из нас двоих только я…
И я не стал ждать, когда она договорит, – переступил порог, поцеловал ее, подвел к тумбочке. Она расстегнула на мне рубашку, стянула с плеч. Стала меня ласкать, чуть грубовато. Дышала мне в ухо, теребила языком мочку, прижимаясь ко мне все теснее. Помогла мне расстегнуть ремень. Не знаю, кому первому пришло в голову – то ли мне, то ли ей, то ли одновременно, – но она резко развернулась, нагнулась над пустой ванной, оперлась о мрамор с причудливым, словно в чернильных пятнах, узором.
Когда у меня спрашивают, почему я уехал из Лондона, я никому об этом не рассказываю. Но от тебя ничего скрывать не стану – даже самых нечистых помыслов. Хочу, чтобы ты понял, в чем мы с ним схожи, а в чем – нет.
Когда я вошел в нее и ее бледные ягодицы зашлепали по моим бедрам – ритмично, хлоп-хлоп-хлоп, – я и не думал прекращать. Она сдавленно постанывала от удовольствия, и было в этих стонах что-то не совсем обычное, но знакомое. Я испугался: неужели я был уже с этой девушкой и забыл? Я замер, уткнувшись губами ей в спину.
– Что с тобой? – встрепенулась она. – Давай же. Я еще не скоро.
Подняв взгляд, я увидел в запотевшем зеркале наши отражения. И не остановился. Она двигалась в такт со мной, прижав локти к груди, а голову опустив на тумбу раковины. Вздохи ее сделались чаще, громче. Я снова поднял голову, посмотрел на себя, на нас. И из зеркала на меня уставилось его смутное отражение – в упор, непреклонно, безжалостно. Я остановился так резко, что она разозлилась.
– Нет, нет, нет, еще! Давай! Еще.
Схватила меня за руки, положила их себе на грудь, но я от ужаса не мог продолжать.
– Не могу, – сказал я. – Не могу.
– Правда? Но ты… но мы…
– Кажется, мне надо прилечь.
Она уронила голову на мраморную столешницу – то ли от досады, то ли от смущения.
– Хорошо, на кровати уж точно удобней, – сказала она.
– Нет, я все. Прости. Меня мутит слегка.