Я промолчал.
– Но надо тебя немножко закалить перед этой новой школой. Не хочешь ведь, чтобы все эти богатенькие сынки тебя шпыняли? Иногда нужно задать кому-то жару, а иногда стерпеть. Так уж мир устроен. Сейчас мы с тобой терпим, по полной, но все еще переменится. А как же иначе? – Он помолчал. – Ну что, успокоился?
Я кивнул.
– Ну вот и славно, – сказал отец. – Так я и знал, все-таки есть в тебе хоть немного от Хардести.
Он отвел меня в зал с темными деревянными панелями, где мы чуть раньше познакомились с Карен и Ви. Они вернулись к тому же столику, но не сидели, а стояли рядом. За спиной у Карен болталась на ремне гитара, а Ви говорила, задумчиво уставившись на листок бумаги:
– Не знаю, Карен, я в поэзии ни бум-бум. По мне, стихи как стихи.
– Хотя бы понятно, о чем они?
– Не совсем… о Гэри, наверное?
– Да ну тебя! – Карен выхватила у нее листок. – По-твоему, я бы такое написала о Гэри?
– Значит, это не любовная песня?
– Да нет же, дурында! Это песня протеста. Против войны.
– Какой войны?
– Не какой-то, а любой.
– А-а. – Ви состроила мне гримаску. – Значит, на случай войны сгодится.
Подошел отец, постучал по гитаре. Карен встрепенулась.
– А-а, вот и вы! – Улыбка была у нее красивая, смягчила резковатые черты, на щеках появились ямочки.
– Во сколько у вас начало? – спросил отец.
– В зал станут пускать часов в семь. А первый номер обычно не позже половины восьмого. – Карен бросила взгляд на меня: – Придешь послушать, как я выступаю, Дэн?
– У нее здесь подработка, – объяснила мне Ви.
– Не совсем. Подумаешь, клуб самодеятельной песни. Здесь кто угодно может выступить. Зато концерты здесь постоянно, и мне разрешают играть свое.
– Тоже опыт, дело хорошее, – одобрил отец.
Мы подождали, пока они допьют пиво. Я помог Карен настроить гитару – подносил к резонатору камертон, а Карен большим пальцем дергала струны. Она и Ви жаловались отцу на тяготы жизни в Ротвелле, а он рассказывал в ответ о себе. Расспрашивал осторожно: как думаете, что вы упустили в школе? а если бы учились где-нибудь попрестижней, проще было бы пробиться в жизни? Судя по ответам, школу они окончили не так давно, воспоминания были еще свежи. Карен отвечала уклончиво: “Что толку жалеть? Что есть, то и есть, от этого и будем отталкиваться, да?”
Я то и дело смотрел на остановившиеся каминные часы. Представлял, как мы заходим в светлый вестибюль “Метрополя”, с обитой плюшем мебелью. И решил: с этого дня буду слушаться маминых советов.
Тут застучали по залу шаги. Карен взяла гитару: пора. Отец сходил к стойке, принес себе светлое пиво, а мне кока-колу, при том что я не хотел и не просил. И повел меня наверх, нехотя достал кошелек, а оттуда – пятерку за вход.