Если сравнить, то признание Леви не лучше и не хуже, оно по-своему дорого, и даже как-то неловко вспоминать о Джеке в тот момент, когда этот человек, окрылённый надеждой, так тянется к ней всем существом.
– Конечно, я согласна, – ответила она. – Конечно, я стану твоей женой.
В ответ он её не поцеловал, а нежно обнял, зарывшись лицом в распущенные волосы, и тут у неё мелькнула шальная мысль – а ведь это всё благодаря тому сумасшедшему, ведь если бы не его злодеяние, глядишь, она бы так и не осознала, как сильно хочется жить, и не открыла своей любви к Леви Лайману.
Они решили пожениться как можно скорее, и Леви с некоторым трепетом известил Барнума о своих намерениях, но тот пришёл в восторг.
– Ты ведь понимаешь, насколько это облегчает дело? – сказал он. – Теперь ты можешь сопровождать свою жену на гастролях, жить с ней в одном номере, и нам больше не придётся морочить голову из-за отелей, которые не принимают женщин без сопровождения, или из-за мужчин, имеющих на неё виды, потому что она не замужем.
И, помедлив, добавил:
– Поздравляю!
Вскоре в дом Барнума и Черити прибыл священник для совершения надлежащего обряда. Барнум заикнулся было о публичной свадьбе с приглашёнными репортёрами, мол, бракосочетание очистит репутацию Амелии, ведь обвинить в каких-то грехах замужнюю русалку сторонникам Илии Ханта не удастся.
Амелия пресекла эту мысль в зародыше, не дав ей как следует развиться.
– Я не собираюсь выходить за Леви на глазах у всего Нью-Йорка. В моём контракте, мистер Барнум, об этом нет ни слова.
А когда Черити добавила, что брак – дело личное, и, если жених с невестой не желают, чтобы газеты об этом трубили на весь крещёный мир, они в своём праве, Барнуму пришлось смириться.
Леви привёл Амелию в свою скромную квартиру под покровом темноты, в столь же поздний час, как когда-то тайком увозил к океану, чтобы спасти.
Когда он наконец расстегнул многочисленные пуговицы, расшнуровал корсет и коснулся её кожи, обоих бросило в дрожь.
– Как долго я о тебе мечтал, – вздохнул он.
Три дня они не выходили из квартиры, а на четвёртый на пороге объявился Барнум с афишей в руках.
– Всё готово к гастролям, – сообщил он. – Завтра выезжаете.
Той ночью, когда над ней склонился Леви, Амелия почувствовала, как под сердцем что-то шевельнулось.
Потом, слушая его сонное дыхание, она лежала не смыкая глаз, сложив руки на животе, и шептала сквозь слёзы:
– Доченька моя, как же долго я тебя ждала.