Однажды утром Амелия отодвинула шторы в своей комнате и обнаружила за окном висящего на веревке репортёра. Как только шторы открылись, он начал выкрикивать сквозь стекло вопросы. Если он решил, что она с испугу заговорит, то сильно ошибался. Амелия спокойно вышла из комнаты, постучалась к Леви и тихонько шёпотом рассказала ему о случившемся, опасаясь, как бы у него за окном не оказался ещё один репортёр.
После того как Леви вызвал управляющего отелем, поднялась изрядная суматоха, так как газетчик спустился с крыши, сидя в некоем подобии верёвочной петли, но самостоятельно взобраться наверх уже не мог. Внизу на перекрестке собралась толпа зевак, затрудняя и без того оживленное движение. Пришлось отправить на крышу нескольких служащих, чтобы вытягивать бедолагу на манер соревнования по перетягиванию каната.
Когда на первой странице газеты, где служил тот незадачливый репортёр, появилась карикатура, на которой он болтался словно паук на паутине, многочисленным шуточкам в его адрес не было конца. В тот день о нём писали во всех газетах, и его собственный репортаж не стал исключением. Хотя ему и не удалось взять интервью у «леди Амелии», он изложил захватывающий рассказ очевидца о том, как увидел её у окна в белом пеньюаре.
Газете удалось воспользоваться этим случаем ещё раз, когда в редакцию начали поступать письма возмущённых читателей, осуждавших репортера, имевшего наглость подглядывать за дамой в неглиже и, что ещё хуже – об этом писать.
Скандал за несколько дней поднял тираж газеты, и, к несчастью, вдохновил остальных журналистов на похожие подвиги. Казалось, им больше нечем заняться во время перерыва между выступлениями Амелии в Концертном зале и началом представления в музее.
Так и возникла нужда в усилении охраны, впрочем, Амелия нисколько не сомневалась в том, что всё это делается отнюдь не ради её блага. Просто Барнум не желал упускать такую знатную добычу.
Амелия решила, что Леви, спрашивая разрешения поговорить, перестраховывается из-за охранника у двери. Того наверняка нисколько не волновало, что у Леви на уме, но он мог доложить об этом Барнуму.
Поначалу Барнума забавляло, что Леви проявляет интерес к русалке, а тот, конечно, думал, что никто не замечает его чувств, но сейчас Барнум воспринимал это как личное оскорбление. Он полагался на Леви гораздо больше, чем был готов признать, а теперь его по-настоящему беспокоило то, что Леви больше не разделял его точку зрения.
Амелия кивнула и впустила Леви в апартаменты. Она не пригласила его сесть, но со вздохом облегчения наконец стянула шляпку.