Они прорвались. Дошли до ждавших их бойцов и выдвинулись к Камню. Они шли домой.
* * *
Двое стрельцов, ходивших по стене, время от времени косились на окна комнаты Ивана. Там горел яркий белый свет, ни капли не похожий на робкий огонек свечей. Сделав все дела, которые нельзя было отложить, Умов опустился в кресло и вытянул ноги. Только сейчас, почти в домашней обстановке, он почувствовал, как исчезает леденящий спину холодок. От неплотно закрытых ставней тянуло свежим вечерним воздухом, приятной прохладой, которая не имеет ничего общего со стылым дыханием опасности.
Одна из голов дракона — темно-зеленая, рогатая, уродливая — заняла половину рабочего стола. Огонь в глазах чудовища давно потух; в остекленевшем взгляде не осталось ни капли гипнотической силы. Она успела подсохнуть, и сейчас от нее слабо пахло золой и — почему-то — старыми книгами. Умов смотрел на полуоткрытую пасть, на длинные, в половину ножа, зубы, и его не покидало странное чувство. Еще два-три дня назад эти зубы могли его убить в мгновение ока. Сейчас волшебник мог подойти к распластанной на столе голове и приступить к своей работе. Хватало почти всего — и времени, и сил, и знаний. Не было лишь одного — спокойствия.
Умов знал, что не может приступить к делу до того, как разберется с этим странным чувством, так похожим на трепет. Он не раз и не два убивал драконовых детей и потом бесстрастно работал с их останками. То, что он испытывал сейчас, не имело ничего общего с нервозностью новичка. Почти так же чувствует себя ювелир, которому дали на огранку ценный бриллиант. От окна дохнуло свежим, прохладным воздухом, и в этот миг Умов наконец осознал то, что все это время было придавлено чудовищным напряжением нескольких дней. Они убили дракона. Даже не так: они совершили то, что по любым меркам является великим подвигом.
Умов почувствовал, как в его мыслях заворошились, ожили новые ощущения, до этого ускользавшие от него. Он вспомнил, как стоял над поверженным драконом рядом с сестрами Черновыми. Неделю назад он обязательно напомнил бы себе, что он им не ровня. Или встал бы на шаг сзади. Или ссутулился бы в позе вечного полупоклона. Или молчал бы, пока его не спросят. Но даже для ледяной Василисы в тот момент казалось нормальным видеть Умова как равного.
Это ощущение опьяняло даже сильнее, чем наконец пришедшее чувство победы. Он успел проникнуться тем, что на короткое время барьеры внутри сословия исчезли. Вместо княжеских дочерей и худородного дворянчика дракона одолели трое магов Корпуса. В тот момент Умов в своих мыслях стал сначала волшебником, а потом уже худородным дворянином.