— А я знаю? — сдерживая слезы, всхлипнула девушка. — Только вышла на дорогу — полицаи и схватили меня… — Она дотронулась до изорванного платья. Поволокли. Я отбиваться. И не видела, откуда этот товарищ подскочил к полицаям. Одного в упор убил, второй за дерево спрятался. Стал оттуда стрелять… Я упала, потом слышу — этот товарищ застонал, видела, как из пистолета выстрелил, а потом ты из автомата…
Шохин не мог оставаться на месте — Васылю нужна срочная помощь.
— Человек кровью истекает, а вы балясы точите! — раздраженно сказал он, выходя из-за кустов.
Галя вскрикнула, паренек схватился за автомат.
— Опусти оружие, — сурово приказал Петр. — Чем скорее мы отсюда уйдем, тем лучше. — Он подошел к убитым полицаям, взял винтовку, револьвер. Достав индивидуальный пакет, склонился над Васылем. Девушка принялась ему помогать.
Васыль тяжело дышал.
— Юрко, живой он! — радостно воскликнула Галя.
— Перевязывайте, а я за дорогой послежу, — проговорил Юрко.
Шохин беспокойно взглянул в его сторону. Тот отошел к кустам, откуда дорога хорошо была видна в обе стороны.
Девушка и Петр быстро перевязали потерявшего сознание Васыля.
— Не загрязнить бы раны, — озабоченно проговорила Галя, закончив перевязку головы. При дальнейшем осмотре оказалась еще сквозная рана — под ключицей.
Шохин молча проверил карманы товарища, нашел индивидуальный перевязочный пакет. «Что мне делать с Васылем? — лихорадочно думал Петр. — Один далеко не унесу, а этих брать с собой нельзя».
— Скоро вы? — окликнул их Юрко.
— Перевязали. Помогите отнести товарища подальше, в лес, — отозвался Шохин.
Васыля подняли. От боли он очнулся.
— Шохин, ты? — еле слышно спросил раненый.
— Нельзя тебе разговаривать. Терпи, старайся не стонать. — И, наклонясь, добавил: — Чужие кругом, лишнего не скажи…
— Может, забудусь, в беспамятстве что… не давай мне говорить… — Васыль дышал отрывисто, учащенно.
— Идти можешь? Будем поддерживать.
— Покрепче только держите.
Васыля подняли на ноги. Здоровой рукой он обхватил Шохина за шею. Галя поддерживала раненого с другой стороны.
Через каждые пятнадцать-двадцать минут останавливались, осторожно укладывали Васыля на траву и отдыхали.
Глядя на покрытое каплями пота бледное лицо товарища, Шохин мысленно и упрекал его, и защищал: «Эх, Васыль, Васыль, как же это ты, — думал он, — сердцу поддался, выдержки не хватило. Не имел ты права вмешиваться, да еще так открыто». И тут же возражал себе. А сам он, Петр Шохин, поступил бы иначе? Отдал бы девушку на поругание? Никогда! А может быть, в дальнейшем на глазах его будут пытать, казнить людей — и придется молчать… Трудную дорогу выбрал ты, Петр! Очень трудную…