— Если бы все ребята поднялись, как один…
— Пошли скорее, мне до двенадцати надо вернуться, — перебил ее Юрий.
Галя посмотрела на ручные часы:
— Двадцать минут восьмого. Успеешь.
Васыль Подкова посмотрел на вошедших воспаленными глазами. Лицо его пылало, спутанные курчавые волосы прилипли ко лбу. Бинт сполз и болтался на шее, левая рука безжизненно повисла.
— Ага, прийшлы! — хрипло проговорил он. — «Як умру, то поховайтэ мэнэ на могыли»… Чуешь, Петро? Це ж Украина! А вы кто? — Васыль уставился на Юрия и здоровой рукой стал шарить возле себя, ища оружие. — Вы кто? — снова резко спросил он, но, увидев Галю, сразу успокоился: — А, дивчина… Помнишь, как Тарас Григорьевич сказал:
Нэ кытайкою покрылись
Казацькии очи,
Нэ вымылы билэ лычко
Слизоньки дивочи…
Васыль говорил быстро, внятно. Галя слушала, подавшись вперед: это стихотворение Шевченко она еще так недавно декламировала на выпускном вечере в школе…
А Васыль, глядя перед собой остановившимися глазами, продолжал:
Орэл выйняв кари очи
На чужому поли.
Билэ тило вовкы з’нлы, —
Така його доля!
Галя съежилась и отступила к выходу, по спине пробежали мурашки. Глубоко вдохнув в себя наполненный густыми запахами леса воздух, поборов волнение, подошла к больному, строго проговорила:
— Ложитесь. Сейчас сделаю вам перевязку.
Васыль облизал пересохшие губы:
— Жарко мне…
— Сейчас легче станет. — Галя достала из кошелки вату, бинты, пузырек с йодом, откинула со лба Васыля волосы. — Юрий, помоги приподнять.
— Сейчас помогу, — раздался голос Шохина.
Юрий и Галя вздрогнули.
— Йодом не мажьте… Здравствуйте, товарищи, я принес стрептоцид. — Петр подошел, крепко пожал руки Гале и Юрию. Сегодня он казался другим, спокойным, очень располагающим к себе. — Вас, кажется, Галей зовут? Поддержите, Галя, голову. — Шохин присыпал рану на лбу стрептоцидом и быстро, умело забинтовал. Потом они сняли с Васыля гимнастерку и перевязали рану под ключицей.
— Теперь, друг, ложись и спи, — проговорил Петр, и Галя видела, как Васыль послушно закрыл глаза. — Вернусь часа через три… Побудьте здесь, сколько сможете.
Васыль беспокойно приподнялся.
— Уходишь?
— Лежи тихо, Васыль, чужие могут услышать, а с тобой друзья.
— Я тихо… — Васыль лег. — «Сэрэд стэпу широкого…»
И он снова стал, теперь уже еле слышно, повторять так знакомые Гале строки.
До слез ей было жалко метавшегося в бреду Васыля: все это из-за нее…
Постояв у постели товарища, Шохин направился к выходу. Юрий остановил его.
— Одну минутку, — попросил он и, не спуская глаз с Шохина, протянул Петру конверт. — Здесь последняя записка твоего отца.