Мчится поезд на север по знакомым местам. В открытые окна вливаются хвойные запахи, ароматы трав. Не надо опасаться бомбежек, нападения диверсантов — фронт уже далеко за государственной границей. Мчится поезд, но еще быстрее несутся мысли Петра на заставу… Скоро встретит он любящий, глубокий взгляд Кати, услышит раскатистый бас Синюхина. И пусть сердится или не сердится Катя — крепко при всех ее обнимет… Сейчас даже думать не хочется о том, что недолгой будет эта встреча с друзьями — ведь он дал Гладышу слово вернуться в группу. Там он нужен Родине. Петр помнит, как, вручая награды, генерал сказал ему:
— У вас, товарищ старший сержант, незаурядные способности к разведывательно-диверсионной работе. С вашим талантом и опытом вы сможете оказать Родине еще немало услуг…
Тогда Шохин и дал слово вернуться после отпуска в парашютно-диверсионно-разведывательный отряд к Гладышу, Валюшко и радистке Наде. Куда-то направят их теперь!
Подъезжая, Шохин вдруг задремал и на станции Боярской соскочил с подножки вагона, когда поезд уже тронулся.
За станционным зданием стоял грузовик, готовый к отправлению.
— Стой! Стой! — подбежал Шохин к машине. В одной руке Петра болтался вещевой мешок, в другой он держал шинель.
Сидевший рядом с шофером младший лейтенант выглянул из кабины.
Шохин приложил к пилотке руку:
— Разрешите обратиться, товарищ младший лейтенант?
— Подвезти, что ли?
— Так точно. В часть полковника Усаченко.
— Ладно, залезайте наверх. Из госпиталя?
— На побывку, товарищ младший лейтенант. Разрешите?
— Садитесь.
Шохин ловко вскочил в кузов машины. Там на ящиках и тюках сидели семеро пограничников. Они приняли вещи Петра и потеснились. Ни одного знакомого! А как хорошо было бы встретить кого-нибудь из старых товарищей.
— Что здесь новенького? — обратился Шохин к пожилому ефрейтору с красной нашивкой ранения.
Тот обрадовался случаю поговорить.
— Это в каком смысле? Если насчет фронтов, так за последние три дня наши фашистов эвон куда угнали! Если взять города крупного калибра, так, значит Яссы освободили, Кишинев. А вчера передавали, что тридцать первого августа наши в румынскую столицу Бухарест вступили.
— Знаю. На этом фронте как?
Пограничники с удивлением посмотрели на Шохина.
— Здесь к концу дело подошло. Капут и финским и немецким фашистам, — ефрейтор сдвинул фуражку на затылок. — Как говорится, «догорай, моя лучина». А вы, товарищ, что же — совсем положения на нашем фронте не знаете?
— Только по газетам следил. Из Москвы еду. Последнее время далеконько был. Подробности узнать не терпится. Я раньше служил на шестой заставе старшего лейтенанта Марина.