Прислонясь к могучему стволу, Марин, не отрываясь, смотрел на развалины. Отсюда в осенние вечера хорошо был виден огонек Зоиной комнаты. Здесь Марк частенько, поджидая ее, наблюдал за мелькавшей на занавеске тенью… У этого дерева они прощались каждый вечер. Здесь сговаривались идти на стадион. У них была своя особая дорога: бульваром по широкой Слободской улице, мимо лечебницы Иссерсона. И на стадионе было свое любимое место.
Захотелось и сейчас пройти той же дорогой, посидеть на любимой скамейке.
Стадион пострадал мало, но большинство скамеек было изломано. На здании, отставшая от стен, клочьями топорщилась грязная краска. По скрипучим ступенькам широкой лестницы Марин сошел к беговой дорожке. Сколько раз он был здесь победителем на соревнованиях по легкой атлетике!
Больше он не сможет участвовать в соревнованиях. Только издали будет наблюдать спортивную жизнь…
Спустились вечерние сумерки, город утонул во мраке, а Марин все бродил по разросшемуся за время войны скверу рядом со стадионом, по берегу порожистой Лососинки.
На вокзал Марин приехал перед приходом поезда. Разглядывая приземистое деревянное здание вокзала, вспомнил разрушения на станции Кемь. Здесь же весь привокзальный район почти не подвергся ни пожарам, ни разрушениям…
— Товарищ капитан, поезд подходит, — предупредил Марина Анатолий Королев.
— Хорошо. Попробуем все в один вагон, — предложил Марин, окидывая взглядом своих пограничников.
Поезд подошел стремительно, с шумом, казалось, он пролетит станцию, но, лязгая буферами и плавно притормаживая, остановился у перрона. Густые клубы пара уже по-зимнему окрасились низким утренним солнцем.
Пограничники вошли в вагон, с шутками, веселыми замечаниями разместились на верхних полках. Против ожидания, свободных мест оказалось вполне достаточно.
Уже перед отходом поезда появился старик с вещевым мешком, в ушанке и полушубке. Увидя свободное место на нижней полке, стал устраиваться. Движения его были неторопливы, глаза добродушно-насмешливы.
Безусый молоденький красноармеец с любопытством разглядывал нового пассажира. На веснушчатом круглом лице бойца появилась снисходительная улыбка: «Занятный старикан», — подумал он.
Положив в изголовье мешок, старик посмотрел вдоль полупустого вагона веселыми глазами.
— Фашистов побили, сразу дышать легче стало! — ни к кому не обращаясь, сказал он.
Добиваем, папаша! — снисходительно поправил красноармеец.
— Ан, нет, — побили! — сверкнул глазами старик. — Да так побили, что и внукам закажут к нам нос совать!
Марин и Королев с интересом прислушивались к этому разговору.