Прочитав книгу В. Александрова, люди доброй воли еще раз задумаются над проблемой фашизма — вчерашнего и сегодняшнего. Она напомнит им, что необходимо постоянно проявлять бдительность по отношению к силам фашизма, к тем, кто эти силы порождает и поддерживает.
В. Ежов
Тот, кто попытается перечеркнуть прошлое, обречен пережить его вновь.
Джордж Сантаяна
Утреннее солнце озаряло Луизенпарк. Часы на выщербленной пулями колокольне старой венской церкви пробили шесть…
Спустя девять лет после войны в городе, разделенном на зоны четырьмя великими державами, я ждал встречи с человеком, воспоминание о котором и сегодня преследует меня.
С кем я только не сталкивался в своей жизни: и с прожженными политиканами без стыда и совести, и с тройными и даже четверными агентами — проходимцами высшей пробы… Я уж не говорю о тех, кто был виновен в геноциде и с кем по печальной необходимости мне приходилось иметь дело ежедневно. Но Штайнхуберль занимает особое место в моей памяти…
Он никогда не был на ответственных постах, никогда не представал перед судом. Весьма прозаическая и вульгарная личность. О нем мне рассказал капитан Советской Армии, с которым мы встретились в баре «Хейриген» — штабном баре союзников, где всегда витал призрак «третьего собеседника». Он поведал мне о гнусностях, творившихся в стране, потерпевшей поражение.
— Есть в Вене странный тип. Служил когда-то в муниципальной полиции. Отец четырех сыновей. Все они были ретивыми эсэсовцами. Все погибли во время нашего наступления. Этот старый безумец утешается теперь тем, что прогуливается по утрам по Луизенпарку — бродит по аллеям с холщовой сумой, набитой тухлым мясом, и раздает его…
— Кому же?
— Крысам, которые кишат у отверстий сточных труб и подвалов. Крысам, которые исправно являются на ежедневные кормежки. Это отвратительное зрелище собирает толпу стариков, перед которыми Штайнхуберль держит речь. Он провозглашает золотой век нацизма…
Узнал я и другие подробности. Франц Штайнхуберль… Так звали бывшего сыщика. Его неоднократно допрашивали союзники, но всякий раз — после психиатрического обследования — отпускали.
Моя встреча с советским офицером закончилась поздно ночью. Но уже на рассвете я шагал по песчаным дорожкам Луизенпарка. Теплый ветерок шевелил листву кленов. Мне чудилось, как из-за кустов появляются призраки далекого прошлого: она — в атласном платье и он — в парадной форме. Они возвращаются с бала… чарующий мотив вальса все еще у них на губах, а головы кружатся от шампанского.
Однако дуэт, который я встретил, выглядел совсем иначе: то были Штайнхуберль и его лягавая. Оба — существа без возраста, с расширенными зрачками воспаленно красных глаз. Лягавая, перестав дрожать, подошла и обнюхала мои ботинки. Человек и собака действовали в унисон: собака фыркала, хозяин бормотал. Присев на соседнюю скамью, я сказал: «Я пришел посмотреть на ваших крыс…»