Однако на полу перед его дверью что-то есть. Белый горшок. Может быть, ночной горшок, но, подойдя ближе, он видит, что это белая баночка на низенькой узкой подставке. Тонкая линия чуть ниже верхней поверхности наводит на мысль о крышке. Он удивленно поднимает предмет, стоящий точно напротив его палаты, и медленно отвинчивает крышку.
Урна! – проносится у него в голове.
Внутри зыбится белоснежный пепел.
Внезапно издали, из конца коридора, слышится высокий старческий, слегка гнусавый голос. Художник снова завинчивает крышку и ставит урну на пол рядом с дверью в свою палату.
Бедный доктор Ливорно! – издалека восклицает голос.
Художник видит белую фигуру, но не может различить черты лица, на таком расстоянии все сливается в одну белую овальную плоскость. По-видимому, врачебный халат, возможно, еще что-то блестящее, может быть, очки. Художник опускает взгляд на урну, а когда снова смотрит в коридор, видение уже исчезло.
Вместо этого тот же голос раздается теперь у него за спиной, со свистом, шумом воздуха, призвуком «с» в каждом слове. Сплошной шип и сип исходит из этого рта. У художника пробегают мурашки по коже. Рядом с ним стоит пожилой человек в халате, однако не врачебном, а белом купальном халате, который топорщится на внушительном животе, и в белых пушистых тапочках на ногах. Приземистый, с лицом, напоминающим морду козленка. Елейно вздохнув, он обращается к художнику с благосклонной и ядовито-сладкой улыбкой, указывая на урну:
Ах, добрый доктор Ливорно! На старости лет он стал сентиментальным. Рассказывал тут всем какую-то путаную историю, которую никто не хотел слушать. Что-то про верблюдов и черепки. Было видно, что он явно скучает в этом месте, неблагодарный. При этом он казался переутомленным. К сожалению, мы обнаружили, что он снова начал рисовать, поймали его с поличным в одном из нижних коридоров, это уж никуда не годится, вы же понимаете! Просто взял и перешагнул через запрет, думал снова начать здесь свою прежнюю жизнь. И представьте: рисовал исключительно голых женщин на кроватях и диванах. Отвратительно! Сколько мы ни предупреждали, он так и не внял, пришлось его ликвидировать, вы понимаете, господин Сутинхаим?
Сиплый ядовитый козленок в белом купальном халате наклоняется и с задумчивым видом гладит белую урну. От него исходит особенный сильный запах, смесь подбела и мочи.
Да, да, ликвидировать. Ах эта легонькая кучка пепла. И ведь такой милый человек. С вами такого, конечно, не случится, вы ведь исцелены. Бедный доктор Ливорно! Его выдал свист. Надо знать, что мы находим любую музыку мерзкой, если она не исходит от нас, свистящие и духовые звуки в особенности. Не говорите мне только о Бахе! Ливорно поступил неблагоразумно. Мы здесь ценим мир, тонкую заупокойную гармонию, благостную горную тишину. Дети тоже стали нам чересчур докучать, такие юные и уже хотят бунтовать. Увы, пришлось их устранить.