— Это мой брат Миша.
— Рад познакомиться. — Голос у него оказался неожиданно взрослый, мужской.
Мы еще чуточку постояли молча, потом Мариэтта наклонилась к моему уху и шепнула:
— Маме не говори, ладно?
— Ладно, — сказал я и пошел дальше. Оглянулся на миг: они шли вместе в противоположном направлении.
Сегодня не суббота, и даже в субботу я бы не пошел в Староновую синагогу. Но почему бы не пройтись тем же маршрутом, каким мы когда-то гуляли с папой. Тем более в такой день. Деревья уже по большей части голы, но солнце старается изо всех сил и его лучи так играют на глади реки, что хочется насвистывать.
Я иду и насвистываю, прямо на ходу выдумываю новые мелодии, стоило бы их записать. Впрочем, для этого мне бы пришлось сначала научиться нотной грамоте. Но какая разница! Иду и насвистываю и похлопываю по внутреннему карману куртки, не испарилось ли каким-то образом письмо. Взгляд мой сам собой обращается к замку, а по ту сторону замка, хоть отсюда и не видно, район Стршешовице. Я попал туда несколько месяцев назад, в мае — до сих пор не верится, как это все произошло: только что в лагерь въехали советские танки — и вот, в тот же самый вечер, я вместе со Зденеком Тауссигом, одним из лучших футболистов комнаты 1, и со всей его семьей еду в телеге назад в Прагу.
Зденек работал в Терезине с парой старых лошадок, пахал на них, вывозил мусор и даже отвозил мертвые тела в крематорий (наци не утруждались нас хоронить). Как только явились советские солдаты, Зденек взял своих лошадей и уехал из лагеря. Усадил в тележку родителей и сестру, сложил туда же их скудные пожитки. Они увезли с собой и выпуски журнала «Vedem»[12], который издавали мальчики в комнате 1. Когда из всей комнаты остался один только Зденек, он закопал все их журналы в землю, а потом, перед отъездом, откопал. Надеюсь, когда-нибудь кто-то их прочитает.
Мама, не желавшая, чтобы я лишнюю минуту задерживался в этом ужасном месте, попросила отца Зденека взять с собой и меня. Он согласился. Мы ехали всю ночь, тощие лошадки цокали неторопливо, словно мы забавы ради вздумали покататься при луне. В довершение всего, когда мы добрались до Праги, нам со Зденеком пришлось спать в какой-то конюшне — несколько ночей подряд, пока его семья искала жилье.
Вот только мама никак не могла предвидеть, что, едва я уеду, лагерь закроют на карантин из-за тифа. К счастью, семья Зденека позволила мне жить с ними, пока маме и Мариэтте не разрешили наконец выехать из Терезина. Два с половиной немыслимых года в Терезине просто должны были увенчаться такой странной развязкой.