— Оставят они нас в покое? — повторяю я.
— Посмотрим, посмотрим.
— Что значит — посмотрим? — уже почти кричу я. — Каждый день мы видим, что становится только хуже. Каждый день новые дурацкие правила, и еда все хуже, и нельзя играть в футбол, и никто даже не думает нам помогать, хотя…
— Миша, я все это знаю, — говорит мама и выходит из лифта.
И я понимаю, что самое время заткнуться, но почему-то не могу. Прямо-таки ору на всю лестничную площадку:
— Ты говорила, папа что-нибудь придумает. А он все никак не придумывает! Если он собирается что-то делать, так давно пора. Иначе будет поздно. Что, если они… они сочинят еще какое-то правило и его план уже нельзя будет осуществить? Что тогда?
Мой голос эхом отражается от стен, но мама все равно не отвечает, а молча входит в нашу квартиру, которая скоро не будет нашей.
Мужчина остановился посреди Староместской площади зажечь сигарету. Может быть, он заинтересуется.
— Прошу прошения, не желаете ли купить ремень?
Мужчина переспрашивает:
— Ремень?
Отлично, он говорит по-чешски. Если я слышу немецкую речь, я опускаю голову и спешу прочь. А при виде немецкого солдата — бегом за угол, да поскорее.
— Да, пан, ремень. Вот, посмотрите. — Я протягиваю ему веревочный ремень, лучшее мое изделие. — Я сам его сплел.
Мужчина сует сигарету в рот и протягивает руку к ремню. Берет его за кончик. Сам он такой носить не будет, к его костюму совсем не подойдет. Но, может, для детей, если у него есть дети.
Пока мужчина щупает ремень, я оглядываю площадь, нет ли других покупателей. Сегодня воскресенье, многие прогуливаются семьями. Если удастся продать еще один ремень, наберется двести крон — хватит, чтобы купить нам немного масла.
— И сколько ты за него хочешь? — спрашивает тот мужчина неторопливо, словно я стою за прилавком в собственном магазине.
Я улыбаюсь как можно приветливее:
— Пятьдесят крон.
— Пятьдесят? — повторяет он, прищурившись. — Дороговато.
— Сорок, — уступаю я, но он ничего не отвечает, просто снимает пальцем табачную крошку с края губы. Я лезу в карман и вытаскиваю еще один ремень. — Два за шестьдесят. Отличная сделка.
— Извини, парень. — Он возвращает мне первый ремень. — Может, в другой раз.
Эх, а я-то надеялся…
Мужчина удаляется неспешно, руки сцеплены за спиной. Перед тем как раствориться в толпе, он поднимает руку и отбрасывает сигарету.
Так, быстренько.
Я подбегаю и хватаю окурок — он застрял между булыжниками мостовой. Замечательно, окурок почти с треть сигареты. Из него и других бычков, которые я уже успел подобрать, выйдет хорошая сигарета, а то и две. На прошлой неделе я продал такую самокрутку за двадцать пять крон.