Я тупо уставился на публику, среди которой сидел и Ганс Краса, композитор, сочинивший музыку этой оперы. Он приходил к нам почти на все репетиции и всегда улыбался, но сейчас сидел с лицом серьезным и торжественным, словно и впрямь надеялся, что все пройдет прекрасно. Вроде бы я заметил в дальнем конце второго ряда даже Эдельштейна — того, который управлял Терезином. И зачем я не послушал Иржи и не пошел в тот вечер играть с ним в шашки?
Но знаете что? У нас получилось. У нас по-настоящему здорово получилось. Не то чтоб прямо идеально, и все-таки очень хорошо. Пинта и Грета в самом деле казались братом и сестрой. Эла двигалась в точности как настоящая кошка. Рафаэль пел чудесно, а Гонза был очень, очень, очень противный. Так что не беда, если Зденек и забывал порой строчку или у Цви ломался голос.
Настал и мой черед подняться с хором на сцену. Еле дождался. Мы все запели:
Давайте встанем в круг!
Поможет другу друг.
Все вместе будем петь,
И нас не одолеть!
Петь вместе со всеми отчасти похоже на футбол в команде нешарим. А отчасти все по-другому. Потому что важен и сюжет, этот мерзкий Брундибар. Мы все вместе боремся против очень подлого человека. Вот почему, когда мы поем эти слова, мы поем их так, будто все происходит взаправду. И, когда мы закончили, я видел по лицам слушателей, что они счастливы.
Мы столько раз репетировали, но, когда нам удалось победить Брундибара, когда животные погнали его со сцены, я чуть не задохнулся от волнения. И не я один, это было понятно: сцена еще не завершилась, а зал уже хлопал вовсю. Нам пришлось петь поверх аплодисментов:
Мы победу одержали!
Выигран бой,
Убежал злой.
Мы не унывали,
Мы не убегали,
Песню запевали
И вперед шагали,
Весело шагали!
Но сквозь счастье я чувствовал и грусть, вспоминая всех прежних артистов, которых уже увезли. Эва и Гавел, Ян, Лев, Алена и еще несколько человек, чьи имена я не успел узнать, — они пришли на очередную репетицию вместе со всеми нами, не думая, что для них она окажется последней. К тому же я так и не понял, почему наци разрешили нам поставить эту оперу — оперу, в которой герои борются против злодея с усиками.
Но грусть и недоумение занимают лишь часть меня, а весь я улыбаюсь — расплываюсь в улыбке, и не только потому, что это так здорово — победить Брундибара. По правде говоря, грустить почти невозможно, когда публика хлопает безостановочно и приходится кланяться снова и снова, до головокружения.