Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла) (Олтман) - страница 178

Я пыталась вникнуть в то, что она говорила.

«Это состояние незнания — когда у тебя даже догадок нет — приближает к Богу и раскрывает творческие силы, — продолжала она. — Нам тяжело пребывать в нем, потому что как люди мы нуждаемся в точных ответах».

«Так и с ПМС?» — спросила я, пожав плечами.

Она бросила в овсянку орехов и сухофруктов. «Именно, — сказала она, — примите хаос».

Через несколько недель после выходных в «Священных рощах» мы с Дэйвом отправились субботним утром позавтракать. Мы пошли в азиатский ресторанчик «Пиг энд Хао» в Нижнем Ист-Сайде. Я давно готовилась к этому разговору — с тех пор, как узнала про щенячье окуривание (чем была навеки травмирована). Мы шли рядом друг с другом по Хаустон-стрит.

«Знаешь, — сказала я, — когда у меня ПМС, я и правда имею в виду именно то, что говорю».

«Я в курсе», — ответил Дэйв.

«Правда?»

Мы стояли на пешеходном переходе перед Клинтон-стрит.

«Конечно, — сказал он, — ты ясно даешь это понять — с интенсивностью в десять баллов вместо обычных четырех». Когда мы перешли на другую сторону, он добавил: «Мне больше нравится, когда ты на четверке».

«Если бы ты меня слушал, — сказала я, — мне бы не приходилось доходить до десятки». Я рассказала ему про то, как во мне разматывается клубок, а все недовольство получает зеленый свет и устремляется наружу.

«Не каждые отношения должны быть идеальными», — заметил Дэйв.

Мы дошли до ресторана и остановились у входа.

Я схватила его за руку и повернулась к нему лицом. «Все равно я хочу, чтобы ты опускал сиденье унитаза, — сказала я. — Для меня это очень важно». Я сохраняла такое спокойствие, что у него никак не получилось бы оспорить мою просьбу или обвинить меня в том, что я опять насрала ему в душу.

«Я не со зла, — сказал он. — Честно, забываю просто».

И это был первый раз, когда мы пошли дальше обвинений и уклончивых ответов.

Я приняла его признание и прекрасно понимала, как забывчивость могла быть всему виной: не специально же он подстраивал, чтобы его жена плюхалась в унитаз. Какая ему от этого польза? Мы в одной постели спим, в конце концов.

Сидя за стойкой и заказав на двоих тарелку свиных колбасок с глазуньей, мы обсудили, как он мог бы справиться с его забывчивостью. Вернувшись домой, я привела в исполнение наш план. Взяла лист бумаги, фломастер и написала крупными буквами послание, которое приклеила поверх унитаза. Оно гласило: «ОПУСКАЙ ГРЕБАНОЕ СИДЕНЬЕ».

Мы продолжаем жить в несовершенной гармонии, но моя задница теперь остается сухой гораздо чаще.

Мой рост всего метр пятьдесят два, а ноги аж 39-го размера. Меня поставили на фундамент, который выдержал бы небоскреб, но сверху возвели лишь небольшой домик. К двадцати годам у меня уже образовались «косточки» — наросты на суставах больших пальцев ног, которые торчат как поганки из дырки в асфальте. Когда мне было двадцать два, хирург отрезал эту дрянь и выпрямил большие пальцы. Теперь на каждой ступне у меня зубчатые франкенштейновские шрамы. Неподобающего размера ноготь на мизинце с глаз сверчка то и дело отваливается. Достаточно его задеть, надевая носок. Будь я Золушкой, мои хрустальные туфельки (если бы они вообще налезли) были бы сделаны из тефлона и напоминали бы две соусницы.