«Ничего делать не надо. Просто наслаждайтесь».
Джон, наверное, был очень возбужден. Как только я встала перед зеркалом, он начал комментировать процесс. «Я вижу, что улыбка у вас натужная, — сказал он. — Надо быть собой, чтобы увидеть себя».
Я не могла улыбнуться. Сначала надо было привыкнуть, что я — не Жизель Бюндхен. Я не хотела об этом упоминать, но у меня была толика надежды на то, что я окажусь супермоделью. Ну хорошо, не Жизель так не Жизель. Я оказалась не похожа и на Отбивательницу Клёцек. Я оказалась человеком с ужасно кривым и миниатюрным правым глазом-бусинкой.
Почему мне этого никто не сказал раньше? Я могла получать от государства пенсию по инвалидности.
Джон стоял позади меня, наблюдая за тем, как я начинаю расстраиваться. «Но видите, какие у вас глаза живые? — сказал он в попытке спасти положение. — Так вы разговариваете с миром. Так работает ваше лицо».
Я пребывала в аду еще несколько минут, но тут все изменилось. Не знаю, правда ли я все поняла или мне просто хотелось быть среди 10–20 % продвинутых людей, которым по нраву изобретение Джона, но внезапно я, несмотря на свой уродский глаз, просияла.
«Вот, это настоящая улыбка», — сказал Джон. Он отметил, что я «лучусь» и наслаждаюсь сама собой. Как если ужинаешь с кем-то симпатичным.
«Вы видите себя в движении, — сказал он. — Вот чего вам не хватало: вашей энергии».
Тут я вспомнила, о чем говорил психолог Роберт Лэнган, когда мы беседовали у него в кабинете. «Вы все время находитесь в движении, — сказал Лэнган, — поэтому единственной правды не существует. Нельзя посмотреть в зеркало и сказать: «Наконец-то я стала самой собой».
Джон пытался показать мне именно это — динамичного и постоянно меняющегося человека.
«Если вы хотите только быть красивой, — сказал тогда Лэнган, — то это самоубийство. Вы застряли; это сдерживает вас».
Я продолжила смотреть в Зеркало Правды.
«Мне все еще кажется, что я странно выгляжу, но так приятно улыбаться», — призналась я.
«Заметьте, ваша улыбка становится все шире», — сказал Джон.
И как только он это сказал, я увидела: моя улыбка действительно стала шире.
Тут я пошла во все тяжкие. Стала корчить рожи своему отражению. Заметила глупую гримасу, от которой мой муж закатывает глаза (из любви и поклонения, конечно же), и несерьезную, которая ищет, с кем бы похихикать, когда на йоге кто-то вдруг случайно пукнет.
Но Джон меня так сильно направлял, что я стала переживать: вдруг это эффект плацебо?
«Может, вы мне внушаете все это своей речью?» — спросила я.
«Я с другими так же разговариваю, и им все равно ужасно не нравится», — ответил Джон, смеясь.