Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла) (Олтман) - страница 73
Либерман продолжал растолковывать, но я уже не слушала. Вот оно что! Потение, как он заметил, было серьезным шагом вперед для человечества. Благодаря поту мы стали охотиться на крупных животных — а значит, регулярно есть мясо. Как следствие, наши зубы и желудок уменьшились, а мозг увеличился. Если бы не пот — не писать мне сейчас этих строк. Корячилась бы в каких-нибудь зарослях, замотанная в крысиный хвостик вместо стрингов, и грызла коренья со своим пещерным возлюбленным по имени Оог.
«Ясно, — сказала я. — Без пота мы не стали бы разумными социальными животными, какими являемся сегодня».
Я упивалась своим открытием, поджав губы и гордо покачивая головой. Если бы у человечества был флаг, на нем стоило бы изобразить лицо, с которого градом льет пот.
Однако Либерман, как я вскоре поняла, не из тех, кто ценит этот успех. С моим выводом он не согласился. «Пот помог нам стать теми, кто мы есть, — сказал он, — но становиться такими было не обязательно».
«Раз не такими, то какими?»
«Эволюционировали бы не так, — сказал он, — а как-нибудь иначе».
«Но это были бы уже не мы, верно?»
«Мы. Но другие мы».
Может, он имел в виду, что у нас в спинах проросли бы воздуховоды или на плечах появились бы вентиляторы с пятью скоростями. Так или иначе, этого не случилось. Мы потеем — и я наконец вижу весь контекст. «В пятнах пота нет ничего отвратительного, — сказала я, пытаясь убедить Либермана, — это наследие прошлого».
Явиться на встречу в свежей блузке, покрытой потными разводами, и с испариной на верхней губе — это демонстрация стойкости человеческого вида и дара природы, связывающего нас с доисторическими предками. Увидев взмыленную женщину, следует преклониться перед ее блестящим ликом — этот потный блеск обеспечил нам стейки, пуховые матрасы и даже интернет.
«В нашем теле столько составных элементов, что называть какой-то один причиной того, что мы стали теми, кем стали, довольно поверхностно», — сказал Либерман.
«Но…»
«Оставались бы мы собой, если бы у нас не было ног? Речи? Навыков готовки?» По его словам, в эволюции все взаимосвязано, поэтому нельзя останавливаться лишь на одной детали. «Это крайне опрометчивый подход», — сказал он.
Этот гарвардский профессор, порицавший меня за недостаток критического мышления, заставил мои закупоренные поры источать влагу. К концу телефонного разговора у меня хватило бы сцепления, чтобы стремглав взобраться на пальму. Будет нелегко провести ребрендинг пота как повода для радости и гордости нашего вида, если меня не поддерживает даже Либерман.
Я не сдавалась и продолжала упорно размышлять о поте — так упорно, что в результате увидела брешь в своих доводах. Я убеждала собеседников воздать должное потению, однако сама, если честно, недолюбливала, когда кто-нибудь на глазах у всех обливается потом. Мне вспомнилось, как я однажды обедала в аэропорте Мехико. У официанта в ресторанчике Chili чрезвычайно потел лоб. Я даже забеспокоилась: вдруг он сейчас умрет от инфаркта или накапает прямо мне в тарелку? И то и другое звучало так себе. Так что после всех этих призывов принять пот я была немногим лучше сенатора-гомофоба, который втайне трахается со своим помощником, — то есть абсолютным лицемером. Имело ли мое отвращение более глубокие корни? Виновата ли только боязнь запаха и неприятных коннотаций пота (связанных с болезнями, ленью, враньем), которые отталкивают людей? Или все не так просто?