, бородатый парень в облегающей белой майке повернулся ко мне и вытянул руку, чтобы дать пять. Я выставила левую руку, велик зашатался, но мы все же соприкоснулись, издав прекрасный хлопок. Это было так здорово: люди тренируются десятки лет, чтобы прослыть профессиональными спортсменами или умелыми артистами, тогда как, оказывается, можно добиться не меньшего признания, просто сняв майку. Я нежилась в лучах славы. Даже задумалась, не раскрыла ли эта поездка мой нереализованный потенциал первоклассного эксгибициониста? Может, теперь я только и буду, что показывать сиськи? Впрочем, не знаю, что именно мне нравилось: свобода моих сосков или выброс адреналина от участия в вызывающей акции.
Прямо посреди этих раздумий одна из девушек, у которой была фантастическая ситуация с молочными железами, сказала: «Не стоит так делать».
Наверное, она наконец заметила, что я все время пялюсь на ее грудь. «Делать что?»
«Давать пять», — сказала она.
«Почему?» — спросила я. Мне казалось, что это теплый одобрительный жест.
«Мы не хотим, чтобы наши действия считали хорошими или плохими. Мы хотим, чтобы они были нормой».
По ее словам, победа наступит, когда не будет никаких реакций, а любая женщина сможет прокатиться по улице с обнаженным бюстом, не вызывая криков одобрения или порицания, — так же, как мужчина может бегать в парке без майки.
Для революционерки, открытой к новым идеям, она слишком склонна к осуждению, подумала я. До того, как она меня отчитала, я была не прочь поменяться с ней телами, но теперь иметь ее грудь не так уж хотелось, если в комплекте шло высокомерие.
Шучу! Как не поменяться с ней телом? Тогда мне давали бы пять все подряд!
Мы припарковали велики под деревьями около Вашингтон-Сквер-парка. Все спешились и сняли шлемы. Лица у всех раскраснелись от жары, волосы намокли и растрепались. Короче, мы были омерзительные и голодные. Мы пошли в «Сыр Мюррея», гастрономию c сэндвичами. Все разошлись по разным углам забегаловки. Я сидела одна и изучала ламинированное меню, когда высокий пожилой мужчина в фартуке, испачканном соусами, подошел ко мне. «Вы не можете здесь находиться», — громко сказал он. Его голос звучал как раскат грома — словно предупреждение, что сейчас меня убьет молнией. «Это нарушение санитарных норм».
Я еще сильнее покраснела, а ладони стали липкими, как вчерашнее разлитое пиво. Одно дело, когда люди осуждают тебя, завидев издалека на улице, совсем иное — когда на тебя оборачиваются вcе посетители кафешки! Я заметила, что все глазеют на мои сиськи, и разволновалась, что раньше другие тоже замечали, когда я разглядывала их, но сейчас не о том — ситуация была критическая. Я опустила глаза и смотрела, что в руках у других посетителей — багет, лимонад, кусок сыра. Вдруг стало тихо; я слышала, как у кого-то пукнул тюбик горчицы, выплеснув желтое пятно.