Cкрестив как ни в чем не бывало руки на груди, я стала искать глазами других девушек, но все мои велосипедистки пропали. Без них реальность перестроилась. Чего стоит униформа, если ты единственный, кто ее носит?
Я бросила на пол рюкзак, расстегнула его и запустила туда руки. Копалась в нем, пока не нащупала мягкий хлопок футболки. Я натягивала ее на голову с таким отчаянием, будто спасалась из водоворота. Только одевшись, я снова смогла дышать. Я сразу направилась к витрине с готовыми сэндвичами и стала вертеть их в руках, разглядывая этикетки, которые даже не читала — просто делала вид, что занята и мне не стыдно.
Потом я узнала, что, когда мне сказали убираться, другие девушки быстро вышли и переместились в соседнюю гастрономию, более дружелюбную к топлесс-девицам. Тем временем я замерла, превратившись из самоуверенной эксгибиционистки в съежившийся комок стыда. Неужели порицания чувака в забрызганном майонезом фартуке достаточно для такой резкой трансформации?
Я догнала остальных в парке, где все расселись на влажной полянке под деревом. Они все еще были в хорошем настроении, смеялись, кто-то даже играл в футбол с детьми. Одни лежали на травке, другие ели сэндвичи. Две девушки подвинулись и уступили мне место. Я развернула сэндвич и сняла футболку — на этот раз легко и уверенно, не то что пару часов назад.
После обеда мы катались еще два часа, в основном по Вест- и Ист-Виллиджу, прежде чем повесить шлемы на крючок. Те же свисты и крики, гримасы и злобные взгляды, пальцы вверх и попытки дать пять. Мы сделали еще пару остановок, после чего начался легкий дождь, липкая жара прошла, и когда капельки начали барабанить по моей коже, я наконец осознала, что изменилось. Моя грудь нужна не другим, а мне самой.
Я раньше не задумывалась об этом, но моя грудь всегда существовала для кого-то еще. Когда я была подростком, то мечтала, чтобы она выросла, хотела стать привлекательной для мальчиков. Когда стало понятно, что грудь у меня маленькая, я стала предупреждать об этом мальчиков, прежде чем они запустят руки в полупустые чашечки моего бюстгальтера, чтобы никто не расстроился. Для докторов моя грудь была еще одним потенциальным очагом смертельного заболевания. Для младенцев, которые у меня однажды могут родиться, она станет источником пищи. Модной индустрии грудь служит фоном для украшений. Женщины бывают топлесс всегда ради чего-то (в душе, на маммограмме, во время секса), но редко ради самой себя. Выставив грудь на всеобщее обозрение в одном из крупнейших городов страны, я парадоксальным образом почувствовала, как она может приносить удовольствие мне самой.