О, если бы кит был наделен даром речи, каким громовым голосом вскричал бы он: «За что, человек!» Но он не мог даже застонать… Он лишь содрогнулся всем своим громадным телом, выпустил из дыхала кровавей фонтан и, обезумев от боли, помчался неведомо куда.
— Трави линь! — обернувшись, гаркнул гарпунер.
Но подручный и без напоминания делал свое дело: линь разматывался с немыслимой быстротой и от трения о фальшборт даже дымился, так что приходилось поливать его водой. Шлюпка неслась, словно подняв невидимые паруса, то зарываясь носом в волны, то взмывая на гребнях. Фабиан и его товарищи сидели, вцепившись в банки и планширь[27].
— Далеко не уйдет, ха! — весело кричал стоящий на носу и осыпаемый дождем брызг Антти. Он снова был прежним — общительным и жизнерадостным, и в зубах его вновь красовалась трубка, похожая на большой вопросительный знак.
…Левиафан начинал уставать: линь, раньше натянутый как струна, все чаще давал слабину. Фабиан выбирал ее, наматывая на вьюшку. Шлюпка подтягивалась к слабеющему киту. Но еще не все силы покинули могучее тело, и огромный хвостище пушечно бил по воде, каждую минуту грозя обрушиться на шлюпку.
— Фабиан! Ружье!
Хук уже подымал ствол крупнокалиберного ружья на уровень глаз. При отдаче приклад больно ударил в плечо.
— Молодец! Еще разок, для верности.
Громыхнул второй выстрел, и возгласы ликования раздались в шлюпке. Все было кончено. Выждав на всякий случай несколько минут, китоловы подошли вплотную к своей добыче. Громаднейшая туша слегка покачивалась на воде. Кит был из семейства гладких и не тонул.
Фабиан во все глаза смотрел на мертвого кита, не веря, что люди, маленькие, жалкие человеки, сумели одолеть такого гиганта. Приблизившись к Хуку, сидевшему в раздумье, Антти потрепал его по плечу.
— С почином тебя, малыш! Хорошо стреляешь, ха! В следующий раз доверю гарпун. — Заглянув парню в глаза, он понимающе усмехнулся: — Что, жалко? — И не дождавшись ответа, ответил сам, раскуривая трубку: — Конечно жалко… У меня это тоже было поначалу. А потом я подумал: а жалею ли я рыбку, которую поймал на крючок и выпотрошил, а потом сварил и съел? Нет, черт меня побери! А кит — та же рыбина, только в тыщу раз больше… А сколько добра дает он человеку: и жир, и мясо, и ус, и амбра, и бардер[28]. Вот когда сможем без всего этого обходиться, тогда и перестанем убивать китов. А пока — увы…
Охота продолжалась. Штили сменялись штормами, удачливые дни — месяцами разочарования. Из подручного Хук стал гарпунером, он отрастил бороду, начал курить трубку. Но в отличие от Антти Фабиан каждый раз, закончив охоту, снимал робу и переодевался в чистое.