Джа приподняла брови. Она слышала о существовании субстанций, способных менять или нейтрализовать смысл слов в текстах. Но ей никогда не приходилось иметь дело с подобными составами.
— То, о чем я думаю?
— Ага.
— Отлично. Разгуливать по городу с этим, — она показала на флакон. — Не просто опасно. Смертельно опасно.
Джа не решалась произнести это вслух. Она просто знала, что подобными возможностями обладают только определенные люди. Исчезнувшие. Уничтоженные на территории империи.
И теперь у нее появился еще один вопрос: кто такой этот Виктор Коннор, если ради него де Зирт решился фактически подписать себе смертный приговор. И ей заодно. Потому что теперь она знает о нем. О его истинных возможностях. За обладание которыми — и за недонесение о которых — кара всегда одна, без вариантов и права на помилование.
Обдумав все это, вслух она произнесла совсем другой вопрос:
— Ну, и как вы себе это представляете, магистр? Дом журналистики один. Пропуск в здание у меня есть. На наш этаж я пройду, а в цеха других изданий как? Притвориться невидимкой не получится даже у меня. Или все просто сделают вид, что меня нет, и это не я, а просто сквозняк?
— А это мысль! Вообще, действительно, прекрасная мысль. Да! — де Зирт потер руки. — У вас же есть накопитель.
— Есть. Но этого не хватит. Ни его, ни моих способностей. Он почти разряжен. Я уже несколько раз…
— Вопрос ваших способностей решается очень просто. Вы, полагаю, уже поняли, кто я. Можно больше не скрываться, — магистр снял с головы капюшон балахона, сдернул с мизинца перстень — и его красные глаза стали пурпурными.
Джа почувствовала, как у нее шевелятся волосы.
— Вы серьезно? В лучшем случае, за эту выходку я рассчитаюсь парой лет своей жизни и ранней сединой. В худшем…
— Я уверен, что смогу в полной мере компенсировать этот ущерб. А худшего не будет.
— Снова предложите жизнь за жизнь? Уже второй раз?
— Да.
— Не много ли жизней вы будете мне должны, магистр?
— Всего две. Учитывая… вашу многочисленную семью, совсем немного. Мало ли, кому понадобится такая же… своевременная помощь.
Джа подошла к Де Зирту практически вплотную, посмотрела внимательно ему в глаза и только после этого задала вопрос:
— Кто он, этот ваш Виктор Коннор? Слишком много чести для рядового служаки из охранки.
— Дорог мне как память, — коротко пояснил де Зирт, показывая, что подробностей не будет.
А затем сделал приглашающий жест и повел халахинку вглубь длинного коридора. И уже там, в полумраке горного туннеля, внезапно оглянулся, сверкнув малиновыми радужками и белоснежными зубами.