Вершники тоже вглядывались в снежную круговерть, стараясь угадать, кто эти трое в санях. Но вот один из всадников повелительно махнул рукой, и конный разъезд не спеша и нехотя двинулся навстречу партизанам. Решили-таки проверить.
Чутье подсказало Журбе: надо уходить! Уже заворачивая коня, понял, что не ошибся: вместе с ветром донеслось: «Вашбродь! Тикают! Это красные!»
— Хлопцы! Прикрывайте мне спину! — крикнул Журба Шкету и Дьяченке, хлестнул вожжами по мокрым, курящимся паром, бокам усталого коня. Гнедко слегка повернул голову и с почти человеческой обидой посмотрел на возницу. «Прости, коняга!» — Иван еще сильнее ударил коня, тот рванулся из последних сил и полетел по зимнику, пытаясь убежать — не от погони, которая была ему безразлична, — от боли.
За спиной Журба слышал выстрелы друзей и время от времени приговаривал то ли им, то ли Гнедко: «Давай! Давай!»
Эх, пулемет бы! Мигом бы всех этих гадов положили, сколько их там — восемь, десять? А трехлинейкой много ли навоюешь! Ну, одного сшибешь, ну, у другого коня подвалишь… Остальные-то вон, нагоняют, лютые, словно стая голодных волков.
А тут еще ребята один за другим перестали почему-то стрелять. Журба обернулся — друзей в санях не было! Сбежали? Не может быть! Не таковы они, Ванька Шкет и Флорка Дьяченко, — боевые товарищи, друзья детства! Раненные, наверное, или убитые, они вывалились из саней и тут же пропали в снегах.
Не успел Журба осмыслить толком случившееся и что-то в связи с этим придумать, как вмешался рок: сани не вписались в крутой поворот и опрокинулись, Иван вылетел на дорогу. Вскочив на ноги, первым делом нашарил за спиной приклад карабина. Рукавицы сдернул зубами, скоренько отер затвор от снега и навскидку выстрелил в набегающую стаю.
Кажись, промазал… Дыхалка еще не восстановилась… Ладно, еще свое получат… Теперь — в забоку, снегу там по пояс, густой подлесок, пока беляки будут спешиваться, он далеко уйдет. А может, поленятся гоняться за ним по лесу, плюнут да повернут?
Но казаки спешились быстрее, чем он думал. Еще точно не зная, кого преследуют, они, охваченные азартом погони, и не собирались ее прекращать. Оставили лошадей на дороге под присмотром одного казака, заткнули за поясные ремни полы шинелей и, матерясь, полезли в заснеженный кустарник, густо росший в ложбине. Время от времени кто-то из них кричал надсадным голосом:
— Стой, малахольный! Ничего тебе не сделаем! Да стой же, мать твою…
Иван бежал, если можно назвать бегом это вспахивание всем телом снежного целика, на ходу оборачиваясь и пуская неверные пули. Впрочем, по крайней мере одна нашла свою жертву: раздался истошный вопль. Но даже после этого по Журбе не было сделано ни одного выстрела; они не стреляли, и это было страшно…